На следующий день, в воскресенье, я сидел дома. Ко мне заходили Сашка с Чикой, звали гулять, но я с ними не пошел. Выбрался во двор только вечером.
Здесь я нашел всю нашу компанию. Но, что было всего неприятнее, здесь же, на волейбольной площадке, находились и все Аленкины подружки — девчонки из нашего и из «а» класса, а с ними Гриня Колончаков и его приятель Генка.
— Кого мы видим, кого мы видим! — запел Гриня. Он явно издевался.
— Пошли отсюда, — сказал я друзьям, но меня вдруг окликнула Аленка.
— Ничего больше не хочешь сказать? — спросила она.
— Нет, — буркнул я, — не хочу.
— А жаль. Я бы еще раз послушала. Об островах. И как вы там вигвам построите! И как плещутся при луне и помахивают хвостами киты! Киты!.. Хвостами!.. Помахивают! Вот умора! Валька, скажи, это ведь ты придумал… скажи, согласился бы ты, чтобы я с вами поехала? Жила бы там с Андрюхой, и мы бы смотрели на океан. И по волнам бы на плотах катались! А то он меня звал, знаешь? А тебя, наверное, не спросил. А, Валька?
Пока Аленка говорила, девчонки смотрели на нас и хихикали потихоньку. Гриня же с Генкой ржали во всю глотку. Не смеялись только Аленка и мои друзья.
— Андрюха?! — повернулся ко мне Сашка.
— Ни хрена себе! — присвистнул Чика.
На Вальку я боялся смотреть. Но все же заметил, как он вжал голову в плечи и от меня отвернулся. Аленка продолжала.
— Я вижу, твои дружки с тобой не согласны. И правда, зачем брать в путешествие женщину. Она может все испортить. Вызвать бурю и погубить корабль!
— Заткнись! — крикнул я Аленке.
— Не кричи на меня. Я и так заткнулась, — прокричала Аленка в ответ. — Не хочу я на твой остров! И острова никакого не будет! Глупые мальчишки мечтают, а девочки-дурочки им верят. Только я, хоть и девочка, не дура! Ты меня так давно знаешь. Неужели еще не понял?
— Ты права, — ответил я. — Я тебя, и правда, не понимал. Теперь понял. Ты — сучка. И пошла ты… — я уточнил, куда.
— Что? — протянула Аленка. Я увидел, что она растерялась.
— Какие мы грубые, какие мы грубые, — опять запел Гриня. — Аленка, ты его в каком виде хочешь — жареным или пареным?
— Дохлым! — выкрикнула Аленка, сорвалась с лавочки и побежала с площадки.
— Что, поговорим? — спросил Гриня и как тогда, на стройке, посмотрел на меня. Я увидел его взгляд. Но сейчас мне не стало страшно.
— Давай, — сказал я.
— Может, на Разувайке? — со смехом предложил он.
Я оцепенел на секунду, но сразу оправился:
— Пошли.
— Вот как… — вдруг посерьезнел Гриня. — Не шутишь?
— Какие шутки, — тихо отозвался я. Но Гриня опять весело смотрел на меня.
— А пошли, — крикнул он. — Вот смеху будет!
Я ничего не ответил — повернулся и пошел. За мной, как на поводке, двинулись все пацаны, даже Валька. А девчонки остались. Они проводили нас испуганными взглядами. Потом они взахлеб рассказывали в классе, какие у нас были лица. «Как у убийц», — говорили они и делали огромные глаза.
Разувайкой мы называли заброшенное футбольное поле сразу за карьерами, где разбил голову Валька. Это место для нас было чуть ли не священным. На Разувайку редко заглядывали взрослые, и каждый, кто приходил сюда как участник драки или как зритель, мог быть уверен, что поединок будет доведен до конца.
Победить на Разувайке значило много больше, чем побить противника в заурядной драке в школьном палисаднике или во дворе. На Разувайку шли рубить самые непримиримые споры, туда отправлялись биться самые лютые враги. Никогда еще с Разувайки поверженный враг не уходил без посторонней помощи. Нередко он отправлялся сразу в больницу. И хорошо еще, что пока ни разу дело не заканчивалось моргом. За последней чертой драки следили зрители Разувайки, молчаливые и настороженные, не упускающие ни одного движения противников. Здесь не должно было быть «случайного» предмета в руке — камня, палки, ножа или кастета. Поэтому участников перед поединком тщательно проверяли. Если кто нарушал правило, тот становился изгоем для всей шпаны города. Все же, во избежание случайностей, противники раздевались по пояс — чтобы не было искушения спрятать что-либо в рукаве.
