Вся площадь перед храмом, утопающим в солнечном свете, была до отказа забита магулами в пестрых праздничных нарядах — сплошное море человеческих голов. В толпе оставались два прохода, вдоль которых цепью стояли воины с копьями и щитами. Храмовые лестницы от подножия до верхней площадки были усыпаны лепестками цветов. Через каждые несколько ступеней стояли либо жрецы в черном, либо сверкающие медными доспехами солдаты в шлемах с пышными плюмажами и тяжелыми бронзовыми топорами на плечах.
На верхней площадке пирамиды горело четыре огромных костра, а в самом центре ее высилось грубо вытесанное из камня обезьяноподобное существо с короткими кривыми ножками и огромным брюхом, свисающим до колен. Кровожадная ухмылка кривила жабью пасть чудовища в жутком оскале саблевидных клыков. В маленьких детских ручках зверь держал крохотные фигурки двух людей с искаженными от ужаса лицами. Вокруг идола суетились жрецы, занятые какими-то приготовлениями, там же находился и невидимый снизу оркестр.
Несчастных невольников вытолкали в проходы и под нарастающий рев толпы и громкую дробь барабанов повели к храму. Их скорбный путь усыпали цветами. К ним протягивали руки мужчины и женщины, хотели потрогать, нашептывая какие-то слова, свято веря, что их послания и просьбы скоро достигнут каменного идола вместе с душами его жертв.
Всю Кантомари окутывала плотная дымовая завеса, в которой мелькали огненные всполохи, будто из недр горы по склонам расползались красные ядовитые змеи.
Пленников выгнали на свободное пространство перед храмовой лестницей, оцепленное плотным строем Красных воинов. К ним присоединилась группа женщин, которых привели по второму проходу. Жрецы на площадке пирамиды расступились, давая дорогу молодому мужчине с квадратным лицом и заносчивым жестоким взглядом, облаченному в белоснежные одеяния и золотую островерхую шапку. По толпе прокатился глухой шепоток: «Зарастеп! Зарастеп!»
Жители, все, как один, кроме стражей и мрачных жрецов, повалились на колени, истово колотя лбами о землю. Казалось, весь город собрался на площади, запрудив все прилежащие улицы, кроме центральной, по которой гнали бесконечную вереницу плененных и рабов. Но сейчас все, невзирая на звания и сословия, валялись в пыли, не смея оторвать от земли глаз.
Верховный жрец с минуту наслаждался покорностью толпы, затем величественно возвел руки к небу и торжественно заговорил с народом. Голос его гремел, точно гром, слова железным дождем падали с высоты пирамиды на непокрытые головы охваченных религиозным экстазом магулов. Потом он повернулся к ним спиной, упал на колени и заговорил с безобразным каменным истуканом, моля и упрашивая его о чем-то. Говорил он долго. Слов Непомнящий не понимал и откровенно скучал, страдая под безжалостными лучами солнца.
Но вот Зарастеп закончил свою речь и произнес положенные молитвы. Он поднялся на ноги, и по его сигналу пронзительно засвистели свирели, перекрывая радостные крики толпы. Жрецы подхватили мотив и затянули гимн. Воины выхватили из группы пленников мужчину и женщину и грубо толкнули их на храмовые ступени. Там их приняли жрецы и передали по цепочке выше. А в это время воины уже вели к лестнице следующую пару обреченных на смерть.
Так повторилось несколько раз. И тут Непомнящий увидел Ахайну. Сердце его наполнилось нежностью и теплотой, он рванулся к ней, но стражники преградили ему дорогу. Зато когда подошла его очередь, он не колебался ни секунды и уверенно выступил вперед.
Он шел, не сопротивляясь.
— Ахайна, — только и смог вымолвить он непослушным языком.
Девушка подняла на него безжизненные глаза, и в глубине их мелькнул огонек узнавания.
— Непомнящий… Любимый!
Она бросилась ему на шею на глазах ахнувшей толпы и растерявшихся жрецов. Те быстро пришли в себя и попытались их растащить. Непомнящий с такой силой оттолкнул самого ретивого, что тот отлетел на несколько шагов, сбивая с ног медных воинов. Взяв любимую за руку, гигант пошел вверх по ступеням храма под восторженный рев всего народа. Если люди готовы добровольно принести себя в жертву — это добрый знак. Они поднимались все выше и выше, не видя и не замечая ничего, кроме любящих глаз друг друга. На верхней площадке влюбленные остановились. Перед ними находился низкий залитый кровью алтарь и бездонный колодец рядом с ним. Верховный жрец Зарастеп, словно высеченная из белого мрамора статуя, стоял у бронзового чана, наполовину заполненного еще трепещущими человеческими сердцами.
