– Я ненавижу это, – произнёс исламист. – Слабость. Нужна боль, чтобы освободиться… Я ничего не скажу. Уходи.
Он осунулся, вероятно, погрузившись в себя. Я не мог до конца понять того, что услышал: это мог быть бессмысленный бред.
Я толкнул его в плечо:
– Ты должен ответить.
– Жалкие душонки, – араб отпрянул от решётки и стал отползать от меня к дальнему углу камеры. – Ничего не изменится, пока они боятся боли. Это всё.
Я понял, что «говорить» с ним бесполезно. Мы с разных планет. Пытать бессмысленно. Судя по состоянию пленника, над ним хорошо поработали, со вкусом и знанием дела. Так что удивить его вряд ли получится. Только зря потрачу время. Сыворотка правды убьёт его, так как организм предельно изношен. Сдохнет от первой же введённой в «кровь» капли препарата.
Заключённый в соседней камере начал бредить. Он твердил что-то на арабском. Про отца. Или других родственников. Разговаривал с теми, кого здесь нет. Точнее я не разобрал, да и не имело это смысла.
Мне оставалось найти ещё одного заключённого, с которым было связано дополнительное задание заказчика.
– Рядом с тобой должен сидеть сомалиец. Бывший пират, – сказал я в темноту исламисту. Но тот не ответил.
Зато со спины отозвался слабый голос:
– Ты ищешь меня… Меня.
Я повернулся. В решётки камеры вцепились руки чернокожего заключённого. Измождённое тело показалось в свете фонарика. В его лице удавалась различить черты того человека, который меня интересовал. Но сомнение оставалось.
– Тебя зовут Гази Аб… – я сделал паузу.
– Абдалмалик. Это я. Я. Ты пришёл за мной.
– Хочешь уколоться? – я подобрался ближе.
По лицу пленника пробежала болезненная судорога. Он закатил глаза. Затем закрыл их. Иссохшие руки задрожали.
– Нет… – засипел сомалиец и протянул вперёд ладони. Я отпрянул от решётки, и пленник схватил пустоту.
– Ты наркоман, да?
Заключённый кивнул.
– Мне нужна информация.
– Да. Только быстрее. Быстрее, – последнюю фразу он почти прорычал. Неизвестно, откуда у него взялось столько сил. Сомалиец посмотрел на меня с дикой смесью чувств: с ненавистью и отчаянием, с рабской готовностью подчиниться. С полуулыбкой-полуоскалом.
Заказчик заранее сообщил, что объект – наркоман со стажем. Поэтому я захватил с собой дозу синтетического героина, хорошего европейского качества, в упаковке от «EuroPharm GmbH».
Когда фирменный шприц-тюбик блеснул в моих руках, глаза наркомана полезли из орбит. Он как можно дальше вытянул руки, подставляя вены.
– Ты ходил на лодке, арендованной у Мустафы аль-Джибути?
– Так. Всё так. Только быстрее.
– Но он же работал на ЦРУ.
– На них все работали. Какая разница. Ну, давай. Давай, – умолял бывший пират.
Итак, первый контрольный вопрос пройден. Сомалиец не соврал. Признание в работе на приватизированное ЦРУ означало многое. Задавать контрольные вопросы больше не имело смысла. Наркоман, когда видит дозу, ни о чём не думает, кроме неё. Он скажет правду. Ему плевать. Доза – его всё.
Я медленно разматывал жгут, которым следовало перетянуть руку сомалийца. Разматывал медленно – окончательно отрубая сознание наркомана.
– Почему ваша банда отвела часть сил от дублёра Суэцкого канала? – я начал обматывать его руку. Чернеющая кожа покрылась испариной и быстро похолодела.
– Не знаю.
Жгут развязался.
– Скажу! Скажу! – взмолился сомалиец. – Нужно было…
– Было…
– Ослабить блокаду. Пропускать часть судов.
– Кто приказал пиратам пропускать эти суда? – я снова принялся за жгут.
– Не знаю. Капитан ничего не делал без приказа старшего. Ему поступали звонки. Он говорил на французском.
Интересно. Почему на французском? Чтобы рядовые пираты ничего не поняли?
– Что ты узнал из разговоров?
– Ничего. Правда, ничего.
Жгут оказался полностью затянут.
– Те суда… которые вы пропускали к каналу… они чем-то отличались от остальных? Там были мигранты?
– Нет. Быстроходные корабли. Катера и яхты. Беженцев мы сразу разворачивали. Иногда топили.
Бывший пират сжимал кулак, чтобы накачать вену кровью. Он хрипел, глядя на то, что «кровеносный сосуд» не подчиняется. Вену не было видно. Ослабевший организм мог не принять химию.
– Там перевозились стимулирующие наркотики?
