Улыбнись мне, поцелуй меня
И обещай, что будешь ждать меня…
Остальные стали подтягивать. Спонтанный, громкий, буйный хор. Это были британские солдаты, многие прямо со школьной скамьи, их голоса звучали то громче, то тише; парни держались друг за друга для обретения чувства товарищества, чувства дома, принадлежности определенной общности. Молодые люди, оказавшиеся запертыми в зоне конфликта, застрявшие на острове, не знавшие местных языков и не разбиравшиеся в нюансах тамошнего политического ландшафта; военнослужащие, выполнявшие приказы и понимавшие, что любой из них может не дожить до завтрашнего дня.
* * *
Два часа спустя Юсуф открыл кухонную дверь и бесшумно выпустил влюбленных на улицу.
– П-п-приходите еще. У нас здесь не часто бывают юные любовники. Вы п-п-принесете нам удачу.
Оказавшись в объятиях вечернего ветра, они улыбнулись гостеприимному хозяину, внезапно застеснявшись. Юные любовники! Они никогда не думали о себе подобным образом, но теперь, когда кто-то произнес это вслух, поняли, что все именно так и есть.
Вот так в мою жизнь вошла она – Дефне.
Был тихий, спокойный день. Я дремала внутри таверны, наслаждаясь минутами тишины перед вечерней суматохой, когда дверь открылась и вошли они: с солнцепека – в тенистую прохладу.
– Фиговое дерево! Оно настоящее?
Насколько я помню, именно это сказала Дефне, остановив на мне свой взгляд. На ее лице я увидела неподдельное удивление.
Я оживилась. Мне не терпелось узнать, кто сделал это замечание. Тщеславие, возможно. Но меня всегда интересовало, что в нас видят – или не могут видеть – люди.
Помню, Йоргос тогда сказал, что ночью я кажусь наэлектризованной. Он еще употребил слово «волшебный». Мне было приятно это услышать. Чистая правда. По вечерам, когда персонал включал лампы и зажигал во всех углах свечи, золотистый свет отражался от моей коры, сияя в листве. Мои ветви уверенно простираются вперед, словно все вокруг было моим продолжением, и не только раздвижные столы и деревянные стулья, но и картины на стенах, связки чеснока, свисающие с потолка, официанты, снующие туда-сюда, посетители, приехавшие со всех концов света, даже летающий по залу Чико, во всем блеске своего оперения, и я отвечала за то, что здесь происходило.
Впрочем, тогда мне не о чем было беспокоиться. Мои фиги были сочными, мягкими на ощупь и росли в изобилии, а мои листья – сильными и зелеными, без единого пятнышка, причем новые больше старых – признак здорового роста. Я выглядела так очаровательно, что у посетителей поднималось настроение. Морщины у них на лбу разглаживались, а голоса становились мягче. Возможно, то, что они говорили о счастье, действительно чистая правда: счастье, оно заразное. В таверне под названием «Счастливая смоковница», с цветущим деревом в центре зала, было трудно не почувствовать надежду.
Я знаю, мне не следует так говорить, и это не слишком красиво с моей стороны – недостойно и неблагодарно, – и все же после той судьбоносной встречи много лет назад я не раз пожалела о том, что встретила Дефне. Лучше бы она никогда не переступала нашего порога! Быть может, нашу прекрасную таверну не сожрали бы языки пламени и она не оказалась бы полностью разрушена. Быть может, я и по сей день оставалась бы тем самым счастливым деревом.
Лондон, конец 2010-х годов
В Лондоне буря разыгрался уже всерьез в предрассветные часы. Небо, черное, словно грудь галки, нависло над городом стальной массой. Над головой сверкали молнии, простирающие неоновые ветви и побеги, словно штормовой ветер, вырвав с корнем некий призрачный лес, унес его с собой.
Ада, одна в своей комнате, лежала неподвижно в кровати, натянув до подбородка пуховое одеяло и выключив свет, если не считать лампу для чтения на прикроватном столике, прислушивалась к раскатам грома и все думала, переживала. Как ни ужасно было кричать на глазах у всего класса, кое-что ей казалось еще ужаснее: осознание того, что это может повториться.
Днем, отвлекшись на присутствие тети, Ада худо-бедно выкинула из головы инцидент в школе, но сейчас воспоминания нахлынули вновь. Она вспомнила выражение лица миссис Уолкотт, насмешки одноклассников, замешательство Зафара. Грызущую боль в животе. Должно быть, с ней, Адой, что-то не так. Что-то неладно с головой. Быть может, у нее тоже появилось то, что было у мамы, – та штука, о которой они не говорили.
