Он сладко потянулся, предвкушая ночную прогулку по Бангла-роуд. Надо будет заглянуть на порно-шоу, где тайки проделывают всякие забавные штуки со своими половыми органами. Так, для ознакомления. В Тае вообще много забавного. Эти дети природы, тайцы, живут с ней в полной гармонии, отбросив всякую стыдливость. Должно быть, это из-за жары. Когда на тебе так мало одежды, трудно сохранять целомудрие.
В четыре он пошел в «гарден» своей Евы, за ее вещами…
… Домой они вернулись далеко за полночь.
– Как я устала, – простонала Евгения, повалившись ничком на кровать.
– Э, нет, так не пойдет! – он довольно сильно шлепнул ее по попе. – У нас не так уж много времени, и нельзя терять ни дня. Вставай, иди в душ! – повелительно сказал Алик.
И она послушалась.
И снова был секс, о котором она раньше и не мечтала. Вернее, мечтала втайне, но думала, что этого с ней уже никогда не случится. Потому что эти свои желания она боялась озвучить, боялась даже думать о них при свете дня, только ночью, в полной темноте, когда муж уснет. И, свернувшись калачиком на самом краю их огромной супружеской кровати, Евгения грезила о том, как бы это могло у них быть, если бы главой семьи была не она, а ее мужчина.
Сегодняшняя прогулка по улице красных фонарей была восхитительной. Хотя после прилизанной и упорядоченной Европы главная улица тайского Пхукета могла показаться убогой. Выпивка в барах была дешевой, столы обшарпанными, стоило отойти чуть подальше, и взгляд натыкался на груды мусора, а обоняние оскорблял запах нечистот. Но народ здесь отрывался так, как не получалось больше нигде. В Тай можно было либо влюбиться с первого взгляда, раз и навсегда, либо проникнуться к нему лютой ненавистью, едва ступив на эту влажно-раскаленную землю. Все зависело от человека, насколько он внутренне раскрепощен. И насколько силен в нем страх.
Раньше Евгения лишь в страшном сне могла себе представить, как протягивает руку за стаканом ледяного тайского чая, приготовленного тут же, на улице, кишащей людьми и мопедами. Какие там санитарные нормы! Какая к черту гигиена!
– Пей! – велел Алик.
И она запретила себе об этом думать. О том, что здесь чего-то нельзя. О вещах, которых следует избегать. На каждом шагу зазывалы рассовывали рекламки, содержание которых смело можно было отнести к категории 21+. За спинами проворных сутенеров, на высоких табуретах у барных стоек сидели, потягивая коктейли, равнодушные ко всему проститутки, взирающие на уличную суету явно свысока. Многие из них оказывались трансвеститами, о чем можно было судить лишь по низким голосам и какому-то особому взгляду, которым они цепляли из бурлящей толпы «своего» клиента. Проституция здесь была нормой жизни, органично вплетенной в быт, продавалось все, и так дешево, что оставалось только удивляться. Едва Евгения отошла на пару минут, в туалет, Алика тут же схватила за руку размалеванная девица:
– Рашен? Минет, дешево!
Он, смеясь, отбился, а потом в шутку жаловался Евгении, потягивающей коктейль, что у нее очень уж много конкуренток. В самом деле, некоторые мужчины были с двумя девицами, причем ни одна из них не жаловалась. Троицы смотрелись вполне органично, не вызывая удивленных взглядов.
Даже ночью стояла такая жара, что хотелось оставить на себе минимум одежды, поэтому на улице Евгения с наслаждением прихлебывала пахучий зеленый чай, пытаясь понять, из чего же он все-таки сделан? И что означает «цветочный»?
Всего за полчаса прогулки по Бангла-роуд они с Аликом получили «заманчивых» предложений на три пожизненных заключения и одну смертную казнь. Продавались даже наркотики, за которые в Тае можно было лишиться жизни. Но это никого не останавливало, ни покупателей, ни тем более продавцов. Если у Евгении еще и оставались остатки природной стыдливости, то после этой ночной прогулки «непорочная дева» осталась, если можно так выразиться, в чем мать родила. Стоило зайти в любой бар, и там, на сцене, на глазах у всех цинично совершался половой акт. Да еще со всякими экзотическими диковинками в качестве аксессуаров! Удавами там или шариками для пинг-понга. Казалось, сам воздух пропитан мускусным запахом секса. Здесь, на этой улице, невозможно было сохранить целомудрие. Да и зачем?
