Под этим взглядом она вдруг побледнела и стала тяжело дышать полуоткрытым ртом. Как в опьянении, она с протяжным стоном бросилась к Штирнеру, обвила руками его голову и, задыхаясь, стала покрывать поцелуями глаза, лоб, щеки. Наконец до боли, до крови впилась в его губы.
Штирнер неожиданно оттолкнул ее:
— Довольно! Иди на место! Успокойся!
Эльза покорно уселась на диван. Порыв ее прошел так же внезапно, как и начался, оставив лишь утомление.
— Не то, не то… Проклятие! — бормотал Штирнер, быстро шагая между пальмами.
— Чем занималась ты, Эльза, последнее время? — спросил он, успокоившись.
— Я думала о тебе… — вяло произнесла она.
Штирнер кивнул головой с видом доктора, предположения которого оправдываются.
— А еще что ты делала?
— Я читала. В библиотеке я нашла старинный роман «Трильби» и перечитала его. Ты читал?.. Свенгали гипнотизирует Трильби, и она делается игрушкой в его руках. Мне было жаль Трильби. Я подумала, какой ужас потерять свою волю, делать, что прикажут, любить, кого прикажут!
Штирнер хмурился.
— И я подумала: как хорошо, что мы любим друг друга свободно и что мы счастливы!
— Ты счастлива?
— Да, я счастлива, — по-прежнему вяло говорила Эльза. — Свенгали, какой это страшный и сильный человек!..
Штирнер вдруг резко расхохотался.
— Почему ты смеешься?
— Ничего, так. Вспомнил одну смешную вещь… Свенгали — щенок. — И, направив на нее опять сосредоточенный взгляд, он сказал: — Забудь о Свенгали! Так что ты читала?
— Я ничего не читала.
— Мне казалось, ты говорила про какой-то роман?
— Я не читала никакого романа.
— Музицировала?
— Я давно не играла.
— Идем, сыграй мне что-нибудь. Я давно не слышал музыки…
Они вышли в зал. Эльза уселась за рояль, начала играть «Весну» Грига. Играя, она тихо говорила:
— Эта вещь напоминает мне Ментону. Тихие вечера… Восходящая из-за моря луна… Запах тубероз… Как мы были счастливы тогда, в первые дни!
— Разве теперь ты не счастлива?
— Да, но… я так мало вижу тебя. Ты стал нервным, переутомленным. И я думала, зачем это богатство? Много ли нужно, чтобы быть счастливым? Уйти туда, к лазурным берегам, жить среди цветов, упиваться солнцем и любовью.
Штирнер вдруг опять трескуче, резко рассмеялся:
— Завести огород, иметь стадо коз. Я пастушок, ты прекрасная пастушка; Поль и Виргиния… Любимая белая козочка с серебряным колокольчиком на голубой ленте. Венки из полевых цветов у ручья. Идиллия!.. Ты еще слишком много думаешь, Эльза. Идиллия!.. Людвиг Штирнер в роли доброго пастыря козлиного стада! Хе-хе-хе!.. Ты, может быть, и права, Эльза. С четвероногим стадом меньше забот, чем с двуногим. Забудь о Ментоне, Эльза! Надо забыть обо всем и идти вперед, все выше, выше, туда, где орлы, и еще выше… достигнуть туч, похитить с неба священный огонь или… упасть в пропасть и разбиться. Оставь! Не играй эту сладкую идиллию. Играй что-нибудь бурное. Играй пламенные полонезы Шопена, играй Листа, играй так, чтобы трещали клавиши и рвались струны.
Покорная его словам, Эльза заиграла с мощью, превосходящей ее силы, «Полишинель» Рахманинова. Казалось, мятущаяся душа Штирнера переселилась в нее.
Штирнер ходил по залу большими шагами, нервно ломая пальцы.
— Так!.. Вот так!.. Крушить! Ломать!.. Так я хочу!.. Я один в мире, и мир — моя собственность!.. Теперь хорошо… Довольно, Эльза… Отдохни!..
Эльза в изнеможении опустила руки, тяжело дыша. Она почти теряла сознание от сверхъестественного напряжения.
Штирнер взял ее под руку, провел в зимний сад и усадил:
— Отдохни здесь. У тебя даже лоб влажный…
Он вытер ей носовым платком лоб и поправил спустившиеся пряди волос.
— Что пишет Эмма? Ты давно получала от нее письма?
Эльза несколько оживилась:
— Да, забыла тебе сказать. Вчера я получила от нее большое письмо.
— Как ее здоровье?
— Лучше. Но врачи говорят, что ей нужно еще пробыть на юге месяца два. Ребенок тоже здоров.
— Чтобы сообщить это, ей потребовалось большое письмо?
— Она много пишет о муже. Она жалуется, что у Зауера стал портиться характер. Он сделался мрачен, раздражителен. Он уже не так внимателен к ней. Эмма боится, что его любовь к ней начинает охладевать…
