Меня привели на «позор» – так называют дискуссии на людях, в отличие от «зрелищ», где кучкуются по интересам. У каждого «позора» есть его «лицо» – энергичные ведущие, умеющие закрутить спор на ровном месте, известные куртуазные дамы с застывшими лицами от наложенной на них молодящей мази «Клеопатра», оживающими в темах любовных интриг.
Передача должна быть в блоке, называющемся «Жареные новости» – особой форме снимания актуальных мутных пенок: о грабежах и разбоях, посадках бунтующих оппозиционеров, эпизодах психологической войны с гиксосами, народом на противоположном конце острова. Здесь политики выходили, как на арену, на поединки с противниками, чтобы не слыша один другого криками оттачивать свои эфемерные идеи.
Меня ввели в высокий коридор, откуда был слышен этот галдеж. Я волновался, о чем говорить с неизвестными мне аборигенами. Их представления, наверно, недалеки от древних греков, хотя считают себя современниками, видя прошлое далеким, как Платон видел Атлантиду.
Наконец, подошла моя тема, вытолкнули в яркий зал с ослепившими передвигающимися голыми лампами. Я думал, что расскажу о том, как прекрасна моя родина, и если не помогут найти ее, то постараюсь обрести здесь то, что потерял. Но открытость арены, может быть, всей стране испугала.
На меня бритого, с голым лицом, воззрились скуластые волосатые люди с зачесанными сзади в хвосты волосами, как показалось, с изумлением, что есть еще земля, кроме их Острова, и с добродушным приятием очередного чуда. Правда, на многих лицах было видно скрытое подозрение и усмешки превосходства над гастарбайтером. За кого они меня принимают?
Лицо программы – ведущий, коренастый и коротконогий, со зверской от решительности кривой улыбкой произнес ударную фразу по-русски (признак образованности, на нем говорила их «элита»), довольно потирая руки от предстоящего обострения спора:
– Так вот он, пришедший в нашу вечность гость! Какая враждебная нам сила подослала со шпионскими целями? Выкладывай.
Он неожиданно загоготал.
Я был ошарашен нападением.
– О чем вы?
– Все хотят узнать, как ты здесь появился.
Я пересказал то общее впечатление о родине, что помнил:
– Моя страна похожа на безграничное пространство мегаполисов – огней цивилизации под открытым небом. Там есть все – и множество племен, достигших мира, плюрализма и мультикультурности, и великое искусство, и господство права, где нет нужды терпеть жестокие необходимости. Но про свою жизнь не помню.
– Что так?
Я попытался быть искренним.
– Со мной что-то случилось. Как с пациентом у глазника, который показывает буквы, а тот молчит. Что такое? «Буквы вижу, но забыл, как они называются».
– Свой человек! – вскричал ведущий. – Мы тоже пялим глаза, ничего не понимая. А зачем понимать, разве что изменится?
В зале хохотнули от наивной бесхитростности гостя.
– Ну, хоть что-нибудь. Какие инструкции давала разведка?
Я обозлился.
– Инструкции были такие: не поддаваться провокации.
Зал одобрительно зашевелился. Ведущий ощутил, что из такого поворота ничего острого больше не выдавит.
– Ну, тогда что скажешь о нашем мире? Первые впечатления. Смелее, все как на духу!
Наверно, он привык находиться в агрессивной стойке, готовый к отпору в мгновенно вспыхивающей убежденности, – или от безнаказанности, или от презирающего взгляда сверху.
Я попытался собрать разрозненные мысли.
– Вы меня приняли, спасибо. Но здесь что-то застилает глаза. Горизонт того, что есть, понижен, как будто намеренно
– Ну, ну, – поощрял ведущий. – Вжарь, чтобы нас расшевелить.
Я не понимал странного оживления в студии. Как будто я сказал что-то, о чем они не знали.
– Что ты имеешь в виду? – радостно искривился ведущий, предчувствуя оглушительный катарсис.
– Ваш мир мне показался стоячим, как болото, – лез я в петлю.
Молодые интеллектуалы в заднем ряду, в коротких модных фуфайках и мятых штанах, стали аплодировать.
– Вы сталкиваетесь друг с другом, как слепые. Как будто сидите в пещере, не догадываясь, что можно выйти на волю.
– Как пауки в бане! – торжественно провозгласил ведущий.
– Это мысль Платона, а не Достоевского.
