Грянул гимн гуннов «Достигнем обетованной земи!», все встали. То и дело раздавались клики – приветствия шаньюю, участникам местной власти.
Произнесли приветственные слова «столичные штукари», по выражению Савела, и сразу уехали по своим государственным делам, то есть на банкет к наместнику провинции. Разочарованные местные ораторы запоздало проговаривали свои предложения центру, от которого все зависело, отмечались выражениями преданности в опустевший президиум.
Обсуждали проблему дальнейшего улучшения жизни в провинции.
– Как помочь бедным? – вопрошал с трибуны знакомый красавец, которого я назвал Либералом, чмокая чувственным ртом. – Все знают, что природа гуннов воинственна и беспощадна. Суть человека – злобная и хищная. Поэтому идея добра должна быть навязана воспитанием, начиная с бурсы. Стремление основной массы к добру, терпение воспитывается в бурсе культурой, стремящейся быть благонравной. Иначе не выживем, перебьем друг друга.
Хищное и злобное вече взорвалось аплодисментами.
Понравившийся мне худенький ученый-книжник – Летописец с венчиком волос на лысине, воззвал тонким звенящим голосом:
– Ние треба запалить отново факел!
Зал насторожился.
– Запалить факел образования трудом, – успокоил летописец. – Тихий дискретний труд хуните – това е поддержка державы. Создает материальные блага – то и ценно.
– Правильно, воспитание у нас не предусматривает благотворительности, – радостно ощерился Савел.
– Но добро да буде с кулаками! – с места поднял мощный кулак щетинистый бизнесмен-купец с бегающими глазами. – Не позволявайте, чтобы зло отнимало наше добро.
Савел шепнул мне: «Его могут посадить в долговую яму, поэтому он так старается».
Дали слово представителю Органа позоров и зрелищ.
– Сейчас все иначе, – насмешливо начал Савел. – добрые дела взяло на себя государство. Оно, как отец, берет на себя заботу о стариках, нищих и немощных. Бродяги выселены из городов. Теперь нет у нас нищих, и все тут!
– Да, впервые подавали бедным частные собственники, – громко возмущался бизнесмен. – Заслужил – се получай, но отработай. А сегодня требуют свое, отнимают.
– Вот-вот, – подзуживал Савел. – Не стало морали и ценностей. Люди стыдливо отворачиваются от просящего, якобы не замечая. Хотя, была ли вообще частная благотворительность? При наших-то наклонностях.
– Если не располагаешь миллионом тугриков – пошел в зад! – воодушевился бизнесмен.
Савел радостно подхватил:
– Кто еще не хочет в зад? Записывайтесь!
Все-таки хорошо, что на гуннских скуластых лицах всегда наличествует желание делать добро. Правда, за «свое» добро перегрызут горло.
Все выступающие говорили так, словно способны – прямо сейчас! – насытить население провинции. Откуда такая уверенность?
– Живот становится все добре и добре, – говорил круглолицый и узкоглазый заместитель наместника. – Теперь все ядят черную икру.
И здесь нашлись возмутители спокойствия.
Кто-то в зале выкрикнул:
– А что вы сделали?
– Всички проблемы поставлены под специальный контроль!
– Зачем нагоняете тоску! Уморили от вербального поноса!
С галерки послышалось:
– Вы восторгаетесь, что делаете доброе! Бойтесь революции, лицемеры!
Местный отряд «новых гуннов» бросился к возмутителям. В президиуме кричали:
– Откеда ви? Из комитета «подзаборных»?
Арестованных быстро уволокли куда-то.
Савел усмехался.
– И что, схлопотали? С рогаткой на вечные устои.
В перерыве Савел убеждал меня:
– С чего взяли твои друзья, что виновато государство – несколько десятков олигархов, правда, с тучей чиновников? Государство – нечто мистическое в головах людей. Оно распоряжается тем, что награбит, и после своих расходов не может, как бы ни старалось, накрыть своими плодоносными крыльями всю страну. Материальные блага вырабатывает только народ, как правильно сказал наш летописец. Иллюзия надежды на вождей! Не дают средств? А как раньше жили древние, кому не на кого было полагаться? Наверно, не только грабили. Но и прятали все, что можно спрятать, тем и жили. Но почему-то государство веками делает вид, что оно благодетель, может все. Тут скрыт какой-то секрет.
– Почему же народ недоволен?
