Я перестала грести и, присев в каноэ, чтоб меня не было видно, достала со дна лодки копьё.
Загребая всеми руками сразу, спрут неторопливо плыл на небольшой глубине впереди дрейфующего каноэ. Повстречаться со спрутом в воде очень опасно: он может в мгновение ока обвить тебя своими щупальцами, а щупальцы эти бывают длиной со взрослого мужчину. Ещё у спрута огромная пасть и острый клюв — и то и другое находится там, где его руки крепятся к голове. Этот спрут был колоссальных размеров, я такого в жизни не видала.
Поскольку Ронту стоял между мной и спрутом, а развернуть каноэ я не могла, пришлось с занесённым копьём свеситься за борт. Уловив моё движение, спрут выпустил облако черной жидкости, которая тут же скрыла его с наших глаз.
Я прекрасно знала, что он не спрятался в середине облака, а сбежал, и потому не стала протыкать черноту копьём. Вместо копья я взяла весло и принялась ждать, когда спрут появится снова. Он вынырнул впереди, обогнав нас на два корпуса лодки, и я, как ни старалась, не сумела догнать его.
— Да, Ронту, — сказала я псу, который не отрывал взгляда от чёрного облака, — повадки спрута тебе ещё изучать и изучать.
Ронту не поднимал глаз и не лаял. Только качал головой из стороны в сторону: он был озадачен, особенно когда облако рассеялось и внизу осталась лишь прозрачная вода.
Спрут — самое большое лакомство из всех даров моря. Мясо у него белое, нежное и совершенно изумительное на вкус. Но добыть спрута очень сложно. Для этого хорошо иметь специальное копьё, изготовлением которого я и решила заняться зимой, когда у меня будет много свободного времени.
Я отвела каноэ совсем недалеко, в Коралловую бухту, и затащила подальше на сушу, где бы до него не достали зимние штормы. Там лодку никто не тронет до весны, а потом я спрячу её в найденной с Ронту пещере. Каноэ не текло и хорошо слушалось весла. Я была очень довольна собой.
Сезон дождей и штормов наступил рано, а между дождями на остров обрушивались шквальные ветры, поднимавшие над ним тучи песка. За зиму я сшила себе новый наряд, однако больше всего времени у меня ушло на изготовление специального копья — вернее, гарпуна — для гигантского спрута.
Когда-то я видела, как делается такой гарпун, но я ведь видела и как отец корпел над луком со стрелами, а всё равно плохо представляла себе изготовление оружия. Правда, я помнила внешний вид и устройство гарпуна. На основе этих воспоминаний я таки смастерила его — ценой многих неудач и долгих часов работы на полу, рядом со спящим Ронту, под завывания урагана, грозившего сорвать с хижины крышу.
У меня оставалось в запасе четыре зуба морского слона, и, хотя три из них я при обработке сломала, из четвёртого получился нужный мне для гарпуна наконечник с зазубринами. Затем я сделала кольцо, которое укрепила на конце гарпуна, а уже в это кольцо вставила наконечник, от которого шла сплетённая из жил верёвка. Когда бросаешь гарпун и он вонзается в спрута, наконечник отделяется от древка. Древко всплывает, а остриё с зазубринами, прикреплённое верёвкой тебе к поясу, остаётся сидеть в спруте. Гарпун хорош тем, что его можно метать издалека.
В первый же весенний день я со своим гарпуном отправилась в Коралловую бухту. Я точно знала, что наступила весна, потому что на рассвете небо затмили тучи стремительно летящих птиц. Эти небольшие чёрные птицы появлялись у нас только весной. Они прилетали с юга и в течение двух солнц искали себе пропитание в ущельях, чтобы потом одной необъятной стаей покинуть остров и проследовать дальше, на север.
Я вышла без Ронту, потому что накануне выпустила его за ограду и он не вернулся. В ту зиму дикие собаки много раз подходили к нашему дому, и Ронту как будто не обращал на них внимания, но прошлой ночью он после их ухода остался стоять с внутренней стороны изгороди. Потом заскулил и принялся ходить туда-сюда вдоль ограды. Необычное поведение пса обеспокоило меня, и, когда он вдобавок отказался от еды, я выпустила его.
Теперь я столкнула каноэ в воду и течение подогнало лодку к рифу, у которого обитал спрут. Вода была кристально чистая и почти сливалась с окружавшим меня воздухом. Глубоко внизу колебались, словно на ветру, водяные папоротники, а между ними плавали, волоча за собой длинные щупальца, осьминоги.