Тоша изменял энергетическую структуру пространства с помощью той самой энергии, что забросила меня в мир расплавленного золота. Квартира постепенно превращалась во что-то вроде высоковольтного заповедника, где жизнь текла совсем по иным законам, чем снаружи. Трех-четырех часов сна было достаточно не только для Тоши, но и для всех, кто поселился в квартире позже. Иногда по ночам энергия становилась настолько сильной, что я терял ощущение тела, оно более не чувствовалось состоящим из плотной материи. Тогда я щипал себя за руки или колотил в грудь, не чувствуя при этом никакой боли, и восклицал: "Послушай, что ты со мной делаешь?" Тоша ничего не говорил в ответ.
Мир за пределами квартиры утратил всякое значение и казался нереальным миражом. На улицу я практически не выходил — там, снаружи, делать было больше нечего.
Мне было совершенно ясно, что сила, идущая через Тошу, ему не принадлежит. Он был ее проводником, и проводником высочайшего класса. Что у него были за таинственные связи там, наверху, откуда шел непрерывный поток, — мне было непонятно. Этот поток энергии ощущался всем телом; иногда, сидя рядом с Тошей, когда он находился в состоянии концентрации, я чувствовал мощный светлый ветер, пронизывающий меня насквозь. Порой ветер был настолько сильным, что мне буквально приходилось хвататься за что-нибудь, чтобы не упасть.
Естественно, мой мозг бешено работал, пытаясь дать какое-то рациональное объяснение происходящему. С большим трудом избавился я от наваждения, что Тоша одержим. Воображение у меня довольно живое, и мне нетрудно было представить возможные последствия Тошиной «работы» — например, моего превращения в запрограммированного зомби, лишенного воли и рассудка, готового к исполнению любых приказов могущественного маньяка. Тоша не пытался разубедить меня в подобных фантазиях, наоборот, они доставляли ему массу удовольствия, а все мои опасения вызывали у него взрывы безудержного хохота.
Довольно скоро, однако, мне стало ясно, что я вряд ли смогу чему-нибудь научиться, если не доверюсь Тоше полностью. Я чувствовал, что существует некий закон передачи внутреннего знания: чтобы получить его, необходимо стереть себя, а это было непросто. "Чем ниже поклонишься, тем больше откроется", — говорят на Востоке. Когда я испытывал хотя бы тень страха или недоверия к Тоше, это блокировало мои каналы подключения к потоку, а без него все слова оставались всего лишь пустой «информацией». Мое обучение начиналось только тогда, когда я мог слушать и воспринимать, как чистый лист, — ничего не ожидая и не предвкушая, отбросив прочь все свои мнения и суждения. Таким образом шла моя борьба с самим собой — с моим сомнением, гордостью и страхом.
По прошествии многих лет мне стало ясно, что люди, близко знавшие Тошу, но не преодолевшие этих препятствий, ничему не смогли у него научиться. Духовное обучение — странная вещь: вряд ли возможно описать словами то знание, которое приходит к тебе. Конечно, Тоша знал множество конкретных вещей, техник и трюков. И однако же, за всем этим стояло нечто большее, некое внутреннее понимание жизни, и это понимание передавалось в молчании.
Часами я просто молча сидел рядом с ним, как кошка, купающаяся в солнечных лучах. Это было то самое, передающееся от сердца к сердцу знание, о котором раньше мне приходилось только читать. Ни понять, ни объяснить это знание было невозможно.
Тоша как-то сказал: "Понимание означает действие". Если мы говорим или думаем, что понимаем, а наша жизнь и поступки остаются прежними, это значит, что нам только кажется, будто мы что-то поняли. Правильное понимание неизбежно переходит в правильное действие.
