– Это – Воданов холм, – произнес он. – И Воданов пес. Я бы на твоем месте не стал с ним связываться.
– Это все неважно.
Оливер продолжал методично укладывать камни, и стена понемногу росла.
– Послушай, Олли, – сказал Тень, – этот зверь тебя убьет. Он уже забрался к тебе внутрь. Это нехорошо.
– Старый Черт не сделает мне ничего плохого. Он меня любит. Кэсси давно уже тут, в стене… – Оливер с размаху опустил очередной камень, и тот громко стукнул, вставая на место. – А теперь и ты тут, вместе с ней. Никто тебя не ждет. Никто не приедет тебя искать. Никто о тебе не заплачет. Никто не станет скучать о тебе.
И тут Тень осознал, что на самом деле здесь, в этой тесной дыре за неумолимо растущей стеной, их не двое, а трое. И даже четверо – считая его самого. Кэсси Бергласс присутствовала здесь не только телом (разложившимся, высохшим и все еще воняющим гнилью), но и душой, а кто-то четвертый терся об его ноги. А потом мягко толкнулся головой в раненую руку и заговорил. Тень узнал этот голос – вот только акцент был незнакомый.
Таким голосом могла бы заговорить кошка, если бы превратилась в женщину, – выразительным, глубоким, певучим.
– Тебе нельзя здесь оставаться, Тень, – произнес голос. – Прекрати это. Соберись и действуй. Ты позволяешь миру решать за тебя, а это никуда не годится.
– Это неправда, Баст, – возразил Тень вслух. – То есть не совсем правда.
– Сиди тихо, – не повышая голоса, приказал Олли. – Не вздумай шуметь.
Камни ложились друг на друга все быстрее; стена поднялась Тени уже до груди.
– Мр-р-р. Ты так думаешь, мой хороший? На самом деле ты просто не понимаешь. Ты понятия не имеешь, кто ты и что ты. И что все это значит. Если он тебя замурует и ты здесь умрешь, этот храм будет стоять вечно – и вся эта всячина, в которую верят местные, будет работать и творить для них чудеса. Но солнце для них все равно закатится, и небо станет серым навеки. Мир изменится к худшему – для людей и для кошек, для тех, кого помнят, и для тех, кого позабыли. Ты уже умирал – и вернулся. Ты – не пустое место, Тень. И ты не должен умереть здесь и так – жалкой, беспомощной жертвой, заточенной в глубинах холма.
– Ну и что ты предлагаешь делать? – шепотом спросил он.
– Сражайся. Этот зверь соткан из вещества наших мыслей. И свою силу он черпает из тебя, Тень. Когда ты оказался рядом, он стал более плотным. Более реальным. Настолько реальным, что смог завладеть Оливером. И даже ранить тебя.
– Что значит «даже»?
– Ты думаешь, призраки могут говорить с кем попало? – донесся из темноты возмущенный голос Кэсси. – Мы – мотыльки. А ты – пламя.
– Ну так что же мне делать? – спросил Тень. – Он укусил меня за руку. Он, черт побери, чуть не вырвал мне горло!
– Брось, мой хороший. Это всего лишь дитя теней. Просто ночной пес. Шакал-переросток.
– Он настоящий, – упрямо вымолвил Тень, и в тот же миг последний камень со стуком лег на место.
– Неужели ты и вправду боишься пса своего отца? – спросил женский голос, Тень не понял чей – богини или призрака. Но ответ все равно был один. Да. Да, он боялся.
Левая рука не слушалась и горела, как в огне, от кисти до плеча, а правая была скользкой и липкой от крови. Тень скорчился в тесном закутке между каменной кладкой и сплошной скальной стеной. Но, по крайней мере, он пока что был жив.
– Соберись, – сказала Кэсси. – Я ведь не сдавалась. Я тогда сделала все, что могла. Вот и ты сделай.
Тень уперся спиной в скалу и поджал ноги. А потом выбросил их вперед одним мощным толчком. На нем были тяжелые ботинки, и за последние несколько месяцев он прошагал немало миль. Он был крупным и сильным, сильнее многих. И всю свою силу он вложил в этот удар.
Стена рухнула.
Зверь, черный пес отчаяния, тотчас ринулся вперед, но на сей раз Тень был готов. На сей раз он напал первым.
Я не стану псом своего отца.
Правой рукой Тень крепко держал пса за морду, не давая разжать челюсти. «А ведь и верно, – подумал он, глядя в зеленые светящиеся глаза. – Никакой это не пес».
– Уже светает, – сказал он псу, не вслух, а мысленно. – Беги отсюда. Кто бы ты ни был – беги. Беги обратно к своей висельной клетке, беги на свою могилу, песик-призрак. Все, на что ты способен, – это вгонять нас в тоску, застить мир тенями и мороками. Те времена, когда ты бегал с Дикой Охотой и держал людей в страхе, давно прошли. Не знаю, вправду ли ты пес моего отца. Может, и так. Но знаешь что? Мне плевать
