– Знаю, – откликнулся он очень серьезно. – Я чувствовал то же самое – боролся против водопада эмоций, которых не понимал и не мог подчинить себе.
Лесии безумно хотелось скинуть одежду, помочь раздеться Кину, пойти вместе в спальню и там отдаться страсти – жажда, терзавшая ее, была так чудовищно сильна, что она неспособна была с ней справиться.
– Все это слишком внезапно, – сказала она, прокладывая себе дорогу среди путаницы мыслей. – Мне… нам… не следует спешить…
Он наклонил голову и поцеловал мягкую впадинку под ее ухом, и нежное прикосновение губ вызвало в ней сладостную дрожь.
– Тогда надо остановиться.
Со знанием дела он слегка сжал зубами мочку ее уха. Лесия читала о точках на человеческом теле, легкое прикосновение к которым вызывает чувственное удовольствие, о крохотных местечках с повышенной возбудимостью. Была ли это одна из таких точек, или любое прикосновение Кина действовало на Лесию, но каждая клетка ее тела задрожала в ответ и откликнулась живо, охотно и радостно.
– Лучше остановиться прямо сейчас, – пробормотала она.
Кин глухо застонал, но разжал руки и отступил на шаг назад.
– Меньше всего мне сейчас хочется уходить, но придется. Я был трусом, закрывая глаза на то, что происходило со мной, и мне нужно время, чтобы подумать, осознать то, что случилось.
– Мне тоже. Я бы не хотела, чтобы ты сейчас остался.
– Ты дала это понять более чем ясно.
Пока Лесия заваривала чай, Кин сказал:
– Согласно досье, которым я располагаю, у тебя несколько лет не было близкого друга. После твоей помолвки.
Лесия вся подобралась. Не глядя на него, она поднялась на цыпочки и достала из шкафа две чашки.
– А у тебя?
– У меня были женщины, но я еще не встречал той, на которой хотел бы жениться, – ответил он сухо.
– А женщина, которая была с тобой, когда ты позвонил мне утром в воскресенье?
Кин криво улыбнулся.
– Сью – жена Джоффа Брауна. Это врач, который забинтовал мне руки, помнишь? Она вместе со своими двумя малышами зашла ко мне после церкви, чтобы угостить меня персиками. Я надеялся, что ты услышишь в трубке ее голое и неправильно это истолкуешь. Я цеплялся за соломинку.
– Почему?
Кин помешкал.
– Я знал, что стоит мне только поддаться влечению, и я уже не смогу себя контролировать, – ответил он.
– А для тебя это крайне важно. – Она не спросила, просто констатировала факт.
– Да. – Кин стоял, слегка наклонив голову, глядя на кувшин с букетом ярких настурций. – Возможно, оттого, что я вырос, испытывая презрение к отцу, который вообще не знал, что такое сдерживать себя. Он начал изменять матери с самого дня их свадьбы, а возможно, и раньше. И лет в восемнадцать, в разгар своего первого романа, я решил, что никогда не позволю страсти командовать мной, как это было с отцом.
В его словах, несомненно, был смысл, и очень понятный. Кин держал свои эмоции на железной цепи воли.
Лесия не успела насладиться до конца этим его признанием, потому что Кин потребовал мягким, но непреклонным тоном:
– Расскажи мне о человеке, с которым ты была помолвлена.
– Я сильно обидела его, – начала Лесия, осторожно подбирая слова. – А когда делаешь кому-то больно, то теряешь самоуважение. Под конец я стала просто ненавидеть и презирать себя за то, что воспользовалась чувствами Барри, когда нуждалась в утешении.
– Нуждалась в утешении? – быстро и требовательно переспросил Кин.
– Я полюбила одного человека, но ошиблась в нем. – Не оборачиваясь к Кину, Лесия открыла дверцу холодильника и достала кувшинчик со сливками.
– Но это был не Барри, я правильно понял?
Конечно, он не ревновал ее, и все же в его голосе Лесия различила собственнические нотки. После небольшой паузы он сказал:
– Понятно – того самого человека, за которого ты приняла мужчину в ресторане, когда мы обедали вместе. Это его ты любила до того, как встретила Барри.
– От тебя ничто не укроется. – Все еще избегая встречаться с ним взглядом, Лесия налила в чашку сливок. – Да. Я использовала Барри, чтобы выбраться из ямы, которую сама себе вырыла. Он заплатил за мой эгоизм и до сих пор за него расплачивается.
– Теперь налей чаю, – предложил Кин, – и давай сядем.