Не оглядываясь, – он не желал ничего видеть, – Кен бросился бежать вдоль темной улочки, не сознавая и не ощущая ничего, кроме объявшего его слепого страха. Лишь в самой глубине его сознания запечатлелись жалобные вопли оставленной им девушки, умолявшей его вернуться назад и не бросать ее одну.
Спотыкаясь и падая в темноте, он бежал прочь от своей крошки "Мини". Прочь от того зла, которое было там, позади.
Келлер глубоко затянулся сигаретой и выпустил дым тонкой, непрерывной струйкой. Он сидел в полной темноте, устало откинувшись в единственном стоявшем в комнате кресле и уставившись в потолок невидящим взглядом.
В этот вечер он вернулся в свою лондонскую квартиру раньше обычного. Его мысли все время возвращались к тому, что он услышал от Тьюсона. Скинув пальто и ослабив узел галстука, налил себе порцию чистого "Глендфидиха". Он редко пил помногу – полеты и выпивка плохо сочетались друг с другом – однако, в последнее время он оценил способность алкоголя снимать нервное напряжение. Опустившись в кресло и поставив бутылку на подлокотник, он расстегнул манжеты и закатал рукава рубашки, а затем уже закурил сигарету. И так, в состоянии глубокого раздумья он пребывал уже более двух часов.
Бомба! Возможно ли это? Существующие сегодня правила контроля достаточно жестки; багаж и ручная кладь тщательно просвечиваются, а каждый пассажир перед самой посадкой проходит быстрый, профессионально выполненный досмотр. И тем не менее время от времени это все же случается; бомбы как и прежде обнаруживаются на борту самолета, и как прежде преступники откуда-то извлекают оружие во время полета. Достичь стопроцентной безопасности просто невозможно.
Но почему все же кому-то понадобилось взорвать именно этот самолет? В списке пассажиров, насколько он помнил, не было ни политических деятелей, ни представителей религиозных сект. Там были только британские бизнесмены и туристы разных национальностей. Может быть, это дело рук какого-нибудь сумасшедшего? Если даже и так, должна же быть какая-то причина для свершения столь ужасного злодеяния, пусть незначительная или даже бредовая. Но, насколько ему известно, полиция не обнаружила ничего, что проливало бы свет на возможную причину взрыва.
Здесь он совершенно не согласен с Тьюсоном, который в поддержку версии о преднамеренном взрыве утверждал, что, когда на борту самолета почти триста пятьдесят пассажиров, то всегда найдется кто-то, кто затаил злобу против одного из них. Но как же удалось пронести бомбу в самолет? Боинг, так же как и все прочие самолеты, перед самым взлетом был тщательно проверен. Так каким же образом удалось пассажиру пройти кордон безопасности, особенно тщательный на крупных рейсах вроде этого? Тьюсон навлекал на себя негодование начальства лишь одним предположением о наличии бомбы, и поэтому перед уходом снова попросил Келлера не проболтаться, явно сожалея о том, что неосторожно поделился с ним своими догадками. Но при этом было кое-что еще, мешавшее Келлеру принять версию о возможности взрыва.
Это была внезапная вспышка памяти, как стоп-кадр кинофильма, на мгновение высвеченный в его сознании: лицо командира, рот открыт, будто он кричит что-то в тревоге – а может, в гневе? Пришедшая мысль заставила его резко выпрямиться в кресле. Возможно, лицо Рогана выражало вовсе не страх; возможно, это был гнев, он в гневе кричал – на него! Да, они повздорили, фрагменты этой ссоры стали теперь всплывать в его памяти, они действительно повздорили накануне полета. Когда же это было, в тот день или накануне? Нет, это было за день до полета. Разрозненные обрывки воспоминаний начали вставать на свои места, стали складываться в целостную картину. Да, они яростно сцепились, не подрались, он был уверен в этом, а сцепились на словах. Сейчас перед ним, как наяву, стояло побелевшее лицо командира, зубы стиснуты от рвущейся наружу ярости, кулаки крепко сжаты, руки опущены и вытянуты вдоль тела, словно он с трудом сдерживается, чтобы не вцепиться Келлеру в глотку. И он тоже был разъярен. Он вспомнил, что не смог смолчать, не ответить на выпад Рогана; он нанес удар, опять-таки только словами, но слова его обладали такой же разрушительной силой, как и настоящие удары. А может, даже и большей.