Улочки Лохмора были полны народа, и все зааплодировали, когда появился свадебный кортеж. Кто-то выкрикивал имя ее деда, и старик сиял как медный грош, кто-то окликал девочек, и они важно махали ручками всем знакомым.
Возле церкви ее ждала куча фотографов светской хроники, и тут Сиара все-таки разволновалась. Она еле сдержалась, чтобы не ускорить шаг.
Том считал стеклышки в витраже над алтарем, чтобы успокоиться.
Краем глаза он заметил, как мать Сиары быстро прошла по проходу и заняла место в первом ряду.
Морин приняла его довольно настороженно, и он не заметил, чтобы за этот год ее отношение потеплело. Но сегодня, поправляя бутоньерку у него в теплице, она назвала его недотепой, так что, пожалуй, можно считать, что его приняли в семью. Зато Морин на удивление быстро подружилась с его матерью. Герцогиня находила ее «освежающей» и считала ее вечное брюзжание «истинно ирландским юмором».
По церкви пробежал шепот.
Сиара приехала!
Том смотрел, как три маленькие девочки чинно идут по проходу, разбрасывая перед собой розовые лепестки, а за ними Джек Кейси ведет свою внучку, скрытую длинной тонкой фатой, удерживаемой на ее голове фамильной тиарой Бэйнсвортов, и не верил, что это наконец происходит. Как долго он ждал этого! Как долго он жил в разлуке с ней и с самим собой! И вот теперь все вернулось, и его жизнь снова полна красок, надежд и любви.
Когда они подошли к алтарю, Том обнял старика, как старого друга, потом повернулся к своей невесте и прошептал:
– Я так долго мечтал об этом, что уже перестал надеяться. Ты готова?
Сиара подняла на него глаза, полные любви и слез, шмыгнула носом и кивнула.
Бледное ирландское солнце заглянуло в церковь сквозь стекла витража и улыбнулось им.
