Но мало-помалу ты сможешь перемещаться от периферии к центру и от центра к периферии очень гладко — точно как входишь в дом и выходишь из дома. Ты не создаешь никакой раздвоенности. Ты не говоришь:
— Я снаружи дома, как я могу войти в дом? Ты не говоришь:
— Я внутри дома; как я могу выйти из дома? Снаружи светит солнце, тепло, приятно — ты сидишь в саду. Затем становится жарче и жарче, и ты начинаешь потеть. Теперь это больше не приятно, это становится дискомфортно, — ты просто встаешь и уходишь в дом. Там прохладно; там не дискомфортно. Теперь приятнее быть внутри дома. Ты постоянно входишь и выходишь.
Таким же образом человек осознанности и понимания движется из периферии в центр, из центра в периферию. Он никогда нигде не остается застрявшим. С рынка он приходит в монастырь, из экстраверта он превращается в интроверта — он постоянно движется, потому что это два его крыла. Они не против друг друга. Они могут быть уравновешены в противоположных направлениях... — так и должно быть; если оба крыла с одной стороны, птица не сможет лететь в небо. Они должны быть уравновешены, они должны быть с противоположных сторон, но все же они принадлежат одной и той же птице, служат одной и той же птице. Твое наружное и внутреннее — это твои крылья.
Это нужно очень глубоко помнить, потому что есть возможность... ум имеет тенденцию застревать. Есть люди, застрявшие на рыночной площади; они не могут из нее выбраться; они говорят, что у них нет времени медитировать; они говорят, что если даже время и есть, они не умеют медитировать и не верят, что смогут медитировать. Они говорят, что они мирские — как они могут медитировать? Они материалистичны — как они могут медитировать? Они говорят: «К сожалению, мы экстраверты — как мы можем идти вовнутрь?» Они выбрали одно крыло. И конечно, если из этого происходит разочарование, это естественно. С одним крылом разочарование неизбежно.
И есть люди, которым надоел мир, и они бегут от мира, идут в монастыри и в Гималаи, становятся санньясинами, монахами, начинают жить одни, навязывают себе интровертную жизнь. Они закрывают глаза, они закрывают все двери и окна, они становятся, как монады Лейбница — безоконные, и тогда им становится скучно.
На рыночной площади им все надоело, они устали, разочаровались. Это становилось совсем как сумасшедший дом; они не могли найти покоя. Было слишком много отношений и никакого отдыха, недостаточно места для них самих. Они падали в вещи, теряли свои существа;
они становились более и более материальными и менее и менее духовными. Они теряли чувство направления. Они теряли само сознание, которым были. Они бежали. Пресыщенные, разочарованные, они бежали. Теперь они пытаются жить одни, жить жизнью интроверсии — рано или поздно им станет скучно. Они тоже выбрали одно крыло, но это снова только одно крыло. Это однобокий образ жизни. Они снова пали жертвой того же заблуждения противоположного полюса.
Я ни за первое, ни за второе. Мне хотелось бы, чтобы вы стали способны быть на рыночной площади и в то же время оставаться медитативными. Мне хотелось бы, чтобы вы общались с людьми, любили, двигались в миллионы отношений, потому что они обогащают вас, — и все же оставались способными закрывать двери и иногда отдыхать от всех отношений... чтобы вы общались и со своими существами.
Общайся с другими, но общайся и с самим собой. Люби других, но люби и самого себя. Иди наружу! — мир прекрасен и полон приключений; это вызов, он обогащает. Не теряй возможности — каждый раз, когда мир стучит к тебе в двери и зовет тебя, иди наружу. Иди бесстрашно — терять нечего, а получить можно все. Но не теряйся. Не продолжай без конца и не теряйся; иногда возвращайся домой. Иногда забудь мир — это мгновения медитации. Каждый день, если ты хочешь быть в равновесии, ты должен уравновешивать внешнее и внутреннее. Они должны иметь одинаковый вес, чтобы внутри ты никогда не становился однобоким.
Таков смысл, когда дзэнские мастера говорят: «Войди в реку, но не позволяй воде коснуться своих ног». Будь в мире, но не будь от мира. Будь в мире, но не позволяй миру быть в тебе. Когда ты приходишь домой, ты приходишь домой — словно весь мир исчез.
