Офис казался пустынным, и она снова сказала себе, что, кроме нее, здесь никого нет. Но до конца убедить себя в этом ей не удалось, и ее не оставляла мысль о том, что тишина, подобно зеркалу, через которое за вами тайно наблюдают с другой стороны, бывает обманчива. Глядя прямо в наведенную на нее камеру видеонаблюдения, Сьюзен слегка помахала охраннику, который, как она надеялась, продолжал за ней следить, и свободной рукой начала собирать свои вещи, бросая их в сумку, которую затем повесила на плечо. Встав с кресла, она подняла револьвер, который теперь держала двумя руками, и встала в стрелковую стойку. Чтобы успокоиться, глубоко вдохнула, как это делает снайпер за долю секунды перед тем, как выстрелить. Затем очень медленно, все время держась спиной к стене, вдоль которой шла, она осторожно начала продвигаться к выходу. Пора было возвращаться домой.
Свой катер Сьюзен держала примерно в миле от их с матерью дома, на берегу в старом обветшалом сарае. При каждом шторме сарай кренился и грозил рухнуть, как старая кляча по пути на живодерню. Однако, как ей было известно, сарай выдержал немало штормов, что, как она считала, служило самой лучшей рекомендацией в нашем непостоянном мире. Ей казалось, сарай был похож на их архипелаг, жизнестойкий, хотя на первый взгляд еле живой, и хотя, конечно, и у сарая, и у островов есть свой предел, но они были куда крепче, чем это казалось. Ей очень хотелось верить, что и она сама того же сорта.
Катер тоже был старый, но в идеальном порядке — восемнадцатифутовый[24] скиф с низкой посадкой, сверкавший глянцевой белой краской. Она купила его у вдовы пенсионера — инструктора по рыбалке, который умер вдалеке от моря, где провел не один десяток лет, в Майами, в больнице для неизлечимых больных, в какую попала бы ее мать, согласись на это Сьюзен.
Под ногами шуршал песок и похрустывали обломки выбеленных солнцем ракушек. Звуки эти были знакомыми, любимыми, они успокаивали. До восхода оставалось несколько минут. Желтоватый свет казался робким, словно не знал, пора ли вырваться из темноты, а ночь, казалось, распростерлась по волнам, окрасив их черно-серыми бликами. Сьюзен знала, что через час солнце поднимется высоко и заполнит светом весь океан, утопив неглубокие протоки и отмели островов переливчатой струящейся голубизной.
Сьюзен подняла плечи, ежась от утренней свежести, обманчивой, как сказала она себе, и недолгой, даже не обещавшей никакого облегчения, никакого ослабления того мучительного зноя, который скоро снова придет на весь день. В Южной Флориде в это время года всегда стоит душная влажная жара, которая несет в себе штормы и заставляет людей не покидать пределов своих коконов с искусственным охлаждением воздуха. Ей припомнилось, что в ее юности она еще замечала смену времен года, хотя в их краях это чувствовалось, конечно, не так, как на северо-западе, где она родилась, и не так, как еще дальше на север, в горах, о которых с тоской говорила мать, стоявшая на пороге смерти. Здесь это происходило совсем на другой, на южный манер, выражаясь разве что в незначительном усилении яркости солнца, в легком шелесте ветра, принимавшегося нашептывать ей, что весь мир преобразился. Но в последние годы даже эти приметы, казалось, стерлись, исчезли, растворившись в волнах глобального потепления, вызывавшего бесконечные разговоры.
Узкая протока, врезавшаяся, как и множество других, в плоский берег, была пуста. Наступил отлив, когда вода спокойно отступила в темное гладкое, как мяч, море. Ее скиф стоял у самого края причала — носовой и кормовой концы свободными кольцами лежали на блестевшей от росы палубе. Большой мотор, мощностью двести лошадиных сил, поблескивал, наверное отражая первые лучи солнца. Она посмотрела на мотор и подумала, что он похож на кулак победителя на ринге, неподвижный, крепкий, замерший в ожидании команды, когда можно будет снова рвануться вперед.
Она подошла к скифу, как будто это был ее друг.
— Полетаем, — проговорила она тихо, обращаясь к нему. — Сегодня мне нужна скорость.
Она быстро вставила в держатели под планширом с правого борта две удочки. Короткий спиннинг, который она любила за его удобство и простоту, и еще одну — изящную, длинную, свидетельствовавшую о склонности иногда потакать своим капризам. Она дважды проверила графитовый длинный шест, закрепленный на палубе откидными скобами, длиной почти во всю палубу. Затем бегло осмотрела весь спасательный инвентарь — как пилот перед стартом.
