Джеффри сделал легкий жест рукой, словно пытаясь разогнать некий душок, свойственный историческим фактам такого рода, витающий у него над головой:
— Он вызывал у вас чувство страха?
— Конечно. Как-то раз он хвастливо заявил мне, что история лучше, нежели что-либо другое, показывает, с какой легкостью можно убивать людей.
— Вы рассказали об этом полиции?
Учитель покачал головой:
— Что я мог им рассказать? Что их подозреваемый, по всей видимости, прекрасно знаком со всеми деталями жизни и смерти любого более или менее известного убийцы в человеческой истории? И что это смогло бы доказать?
— Возможно, они сумели бы воспользоваться этой информацией.
— Была убита девочка. Здесь допросили много людей, в том числе и вашего отца. Однако не его же одного. Пара других учителей, дворник, работник столовой и тренер школьной юниорской команды по лакроссу[86] тоже были допрошены. Подобно всем остальным, вашего отца отпустили без выдвижения против него каких-либо обвинений, потому что не обнаружили никаких свидетельствующих против него улик или доказательств. У них имелись одни только подозрения. Вскоре после этого он вдруг уволился. Через несколько недель пришла поразившая всех весть о его смерти. О его не внушающей доверия смерти — так бы я выразился. Но тем не менее о ней было объявлено. Конечно, я испытал небольшой шок, мимолетное удивление и, пожалуй, некоторое любопытство, вызванное тем, что уж очень его кончина согласовывалась во времени с его увольнением. Но вопросов в связи с этим возникло немного. Правда, ответов на них было еще меньше. Однако все продолжало идти своим чередом. Впрочем, в таких школах, как эта, так обычно и случается. Вне зависимости от того, что происходит в большом мире, жизнь в маленьком школьном мирке продолжает катиться по наезженной колее, словно ничего не случилось.
Джеффри подумал, что наблюдается явная параллель между данным учебным заведением и тем штатом, на который он в данное время работает. В обоих цитатах считалось, что им вполне удалось отгородиться от окружающего их мира. И у обоих были проблемы с тем, как сохранить эту иллюзию.
— Вы, случайно, не могли бы вспомнить, что он сказал, когда увольнялся?
Мистер Мейнард кивнул и немного наклонился вперед:
— У меня было с ним две встречи. И я прекрасно их помню, даже несмотря на прошедшие с тех пор десятилетия. Историку, видите ли, необходимо иметь острый глаз, подмечающий и запоминающий все подробности, не меньше, чем журналисту, и хорошую память.
— Ну и?..
— Итак, я с ним встречался дважды. В первый раз вскоре после того, как его отпустили с допроса в полицейском участке. Мы с ним столкнулись нос к носу в местном ночном магазинчике, торгующем самыми необходимыми товарами, в котором оба делали какие-то покупки. Он и теперь работает. Расположен совсем недалеко от школы. Как выйдете за ворота, прямо по дороге, его трудно не заметить. Ну там, сами понимаете, сигареты, пресса, лимонад, молоко да еще кое-что из пищевых продуктов, преимущественно самое малосъедобное…
— Понятно.
— Вы знаете, он шутил. Сперва по поводу государственной лотереи, потом насчет полиции. Похоже, он ее ни во что не ставил. Не уверен, знаете ли вы об этом, но ваш отец, мистер Клейтон, отличался беззаботным нравом, беспечной и бесшабашной манерой общения с людьми, за которой, как мне думается, ему очень многое удавалось скрывать. И в первую очередь он прятал за ней свою любовь к аккуратности, точности и пунктуальности абсолютно во всем. В этом он чем-то был похож на ученого-естествоиспытателя. Он мог казаться забавным или застенчивым, однако в душе всегда оставался расчетливым и холодным. Ну, как вам такое, мистер Клейтон?
Джеффри ничего не ответил.
— Он был поистине страшный человек. В нем чувствовались отсутствие моральных устоев, какая-то тяга к распущенности. Нечто похотливое. И еще что-то от акулы. Хищное. Помнится, у меня еще долго мороз гулял по коже после того нашего ночного разговора. Это было все равно как поговорить с голодной лисой у самых дверей курятника и услышать от нее, что ничего страшного не произойдет и беспокоиться совершенно не стоит. Потом, неделю спустя, он внезапно нагрянул ко мне в кабинет. Совсем неожиданно. Едва поздоровавшись, он объявил, что со следующей недели увольняется. Без убедительного объяснения. Так, брякнул, что на него свалилось кое-какое наследство. Я спросил у него про полицию, но он лишь засмеялся и сказал, что не ожидает с ее стороны никаких возражений. Я спросил у него, чем он намеревается заняться, и он ответил — это я запомнил совершенно отчетливо, — что ему нужно отыскать кое-каких людей. Таковы были его слова. Они до сих пор звучат у меня в ушах, точно я услышал их только вчера.
