— Однажды мы все поднимемся по лестнице, ведущей на небеса! — вопил босоногий бродяга.
— «Лед Зеппелин», «Безымянный альбом», тысяча девятьсот семьдесят первый год,[72] — пробормотала Сьюзен себе под нос, продолжая медленно спускаться по ступеням хосписа к человеку на тротуаре. Потом, уже громким голосом, она ответила: — Не кажется ли вам, что было бы неплохо, если бы ваши пророчества были хоть чуточку оригинальней?! Нельзя же быть настолько банальным!
Голова бродяги была запрокинута, коричневое пальто, которое почти доставало до земли, распахнулось, и она увидела, что ветхие брюки, которые были на нем, подпоясаны грязным, изношенным длинным лоскутом ткани всех цветов радуги.
— Иисус всех нас спасет…
— Если у него на то будет время. Или желание. В чем я иногда сомневаюсь.
— Он протянет руку всем и каждому из нас…
— Если не побоится ее замарать.
— …И он донесет слово свое прямо до наших, готовых услышать его, ушей.
— Это если предположить, что мы захотим его услышать. Но я бы на это не слишком рассчитывала.
Внезапно руки нищего упали вниз. Голова его поникла, и Сьюзен увидела в опущенных глазах яркий блеск, который приняла за признак обыкновенного сумасшествия, хотя и в достаточно легкой форме.
— Его слова истинны. Он сам так мне сказал.
— Я рада за вас, — обронила Сьюзен, пытаясь обойти нищего, чтобы попасть на тротуар.
— Но ведь он здесь! — выкрикнул тот.
— Конечно, — бросила ему на ходу через плечо Сьюзен. — Разумеется, здесь. Иисус решил, что лучшего места, чем Майами, для второго пришествия ему просто не найти. Ни чуточки не сомневаюсь, — добавила она саркастически.
— Но ведь он и вправду здесь, и он передал мне для вас послание, которое настоятельно просил передать именно вам!
Сьюзен уже прошла несколько футов по тротуару, оставив за спиной странного нищего, но теперь она остановилась и обернулась назад:
— Как это мне?
— Да, да, да! Вот что я и пытаюсь вам сказать. — Оборванец снова улыбался, показывая почерневшие, пришедшие в негодность зубы. — Иисус мне велел сказать вам, что вы никогда не останетесь одна, что он всегда окажется рядом, чтобы спасти вас! Он объяснил, что вы многие годы прожили в темноте, не зная его, но теперь все изменится! Аллилуйя!
Сьюзен почувствовала, как неожиданно внутри ее стала разрастаться ледяная темнота.
Это ты меня спас?
Эпос сыт темная?
Чего ты хочешь?
Чох его тычешь?
На эти два зашифрованных вопроса она только что получила ответ. Этот бродяга, по всей видимости, прицепился к ней неспроста. Она покачала головой:
— Это тебе сказал Иисус? Когда?
— Несколько минут назад. Он появился как яркая вспышка белого света. И я почти ослеп, да, ослеп, о Господи, от величия твоего, и был напуган, и отвел взгляд свой, но он протянул свою руку ко мне, и я познал мир и покой прямо в ту же секунду — великий, полный покой, и он дал мне поручение, сообщив при этом: то, что мне предстоит передать, очень важно и ускорит его пришествие в этот мир. Поможет вымостить путь — так он мне говорил. Расчистить его. Он привел меня на это место и затем повелел стать его глашатаем. А потом он дал мне денег. Целых двадцать баксов!
— Что еще он сказал? — спросила Сьюзен и почувствовала, как дрожит ее голос.
— Велел найти свое особо любимое чадо и ответить на два заданных вопроса.
Сьюзен хотелось выкрикнуть свой третий вопрос, но вместо этого произнесенные слова оказались почти беззвучными:
— А он сказал что-нибудь еще? Вообще хоть что-то? — Она почувствовала, что сказанное тут же испаряется, словно иссушенное дневным жаром.
— Да, сказал! — И нищий обхватил себя руками в радостном экстазе. — Он сделал меня своим вестником здесь, на земле! О, какая это радость! — И бездомный зашаркал ногами, едва только не пускаясь в веселый танец.
Сьюзен силилась сохранить хотя бы видимость спокойствия:
— И каково же было его послание, которое требовалось мне передать?
— Ах, Сьюзен, — проговорил нищий, теперь уже, вне всяких сомнений, употребив именно ее имя, — иногда его послания такие загадочные и странные!
— Так что же все-таки он сказал?
Нищий слегка успокоился и наклонил голову вперед, словно в глубоком раздумье. Было видно, что он пытается сосредоточиться.
