Бандит в знак согласия только почтительно склонил голову. Для него Макензи был посланцем могущественной страны, и воля его была для Сапара законом.
- Ну, Силаев, рассказывай о своих похождениях у Джунаид-хана, - обнимая чекиста, сказал Четвертаков.
Посвежевший, помолодевший после умывания Силаев сел за стол.
- А ты уверен, товарищ Силаев, - начал начальник отдела, - что для Джунаид-хана и его окружения ты остался Макензи?
- Иначе бы мне не сидеть в этой комнате. Басмачи дипломатии не признают. Кончают лазутчиков на месте.
- Убедительно. Ну рассказывай.
- У меня сложилось мнение, что помешать выступлению Джунаид-хана мы уже не успеем. Но обезглавить готовящееся восстание можем. В наших руках все те, кто, прикрываясь должностями на советской службе, являются пособниками басмачей. Вот с них и начнем.
- А что тебе удалось узнать о дне выступления Джунаид-хана?
- К сожалению, ничего. Но думаю, выступление басмачей - это отвлекающий маневр, которым англичане хотят прикрыть свою акцию где-то в другом месте, - ответил Силаев.
...Чарыев, устав с дороги, расположился на отдых у колодца. Чувствовал он себя превосходно: басмачи не тронут - свой человек. Если задержат "товарищи", скажет:
еду к родственнику в гости.
Словно подслушав его тайные мысли, к колодцу подскакала группа всадников. Перли удивился, увидев среди них Четвертакова.
Соскочив с иноходца, чекист вежливо поздоровался с путником:
- Салам алейкум! Милости просим к нашему достархану [Достархан скатерть с угощением].
- Вот спешу к своему родственнику Кунар-хану, - но дожидаясь вопроса, сказал туркмен, ставя на коврик допитую пиалу чая. - Болен он очень сильно.
- Вы и нас заставили спешить, - заметил Четвертаков. - Гнали коней, чтобы отговорить вас от этой поездки.
- Гнали, чтобы отговорить меня?
- Ваш родственник Кунар-хан разоблачен, как злейший враг. Его трудно спасти, но вас еще можно, - спокойно ответил на вопрос Четвертаков. Напрасно вы хотите убедить себя, что Советская власть враждебна к вам.
- Тут что-то не так. Мне кажется, товарищ начальник, вы глубоко ошибаетесь, заставляя выслушивать меня такие непонятные слова, нахмурившись, проговорил Перли.
- Ошибаюсь? Допустим. Но тогда скажите мне, какая нужда заставляет вас разъезжать по Каракумам, бывать в крепости Каландар?
- Я в крепости давно не бывал и дел с Джунаид-ханом не веду, - быстро ответил Чарыев.
- Так ли? Подумайте хорошенько. Не хотите? Дело ваше. Придется помочь... Товарищ Силаев! Подойдите, пожалуйста, сюда, - крикнул Четвертаков.
От группы спешившихся всадников отделился высокий человек в туркменской папахе и медленно направился к начальнику отдела.
Перли с удивлением уставился на него. Чем ближе подходил к нему этот человек, тем бледнее становилось лицо Чарыева. Маленькие глазки воровато забегали, пот струйками побежал по щекам.
Силаев, словно не намечая удивленного взгляда Перли Чарыева, подошел к расстеленному коврику, налил себе пиалу чая, потом - другую и протянул ее туркмену.
- Пейте, Чарыев, да перестаньте с таким удивлением разглядывать меня.
Тот растерянно спросил:
- Неужели это вы? Ах, шайтан!
- Я, конечно. Кто же еще.
- Значит, это с вами я путешествовал к Джунаидхану?
- А вы до сих пор принимаете меня за Макензи? - в свою очередь задал вопрос Силаев.
...Чарыев сообщил точную дату выступления мятежников, много других ценных сведений.
В один из религиозных праздников ишаи Ахун пришел в дом Чарыева и неожиданно встретил там Четвертакова. Насторожился старый лис: "Что ему здесь нужно?"
Но потом решил, что тот в доме появился случайно.
Когда чаепитие было закончено и хозяин куда-то вышел, Четвертаков достал из кармана гимнастерки пергаментный листок и сказал:
- Сколько времени думаю и не могу понять, почему это вы, уважаемый ишан Ахун, составив этот документ, не поставили под ним своей подписи? Может, раскроете секрет?
- Какой документ, товарищ начальник? - деланно удивился старик.
- Вот этот. - И Четвертаков положил пергамент перед ним.
"Протокол совещания у Джунаид-хана! Как он попал в руки ЧК?" - эти мысли с быстротой молнии промелькнули в голове ишана Ахуна.
