действий Никитина, чтобы разыскать его бывших сообщников. Наконец, связаться с наиболее сознательными матросами минноподрывного дивизиона, часть командного состава которого снабжала террористическую секцию Орловского фальшивыми документами, и попытаться через матросов выяснить возможное местопребывание террориста.
Начали с хозяйки квартиры. Предстояло выяснить степень ее участия в деле, но так, чтобы не спугнуть ее: Никитин не должен был знать, что его ищут. Нашелся и благовидный предлог для посещения хозяйки. Печка, в которой обнаружили дневник и ручную гранату, оказалась развороченной, и один из нас стал печником, другой - подносчиком кирпича и глины.
Хозяйка держалась настороженно, на наши вопросы не отвечала, и, только когда мы между собой с возмущением заговорили о рабочих людях, предоставляющих убежище самогонщикам, она в замешательстве выпалила: "А ежели человек без крыши?.." Но тут же замолчала и больше не проронила ни слова.
Милиции она сообщила, что раньше Алексеева (Никитина) не знала, он попросился "угловым жильцом", ночевал несколько раз, платил хорошо, а деньги для нее никогда не лишние (она работала сторожем трамвайного парка). Дальше расспрашивать ее было рискованно.
В трамвайном парке нас встретили дружелюбно, но о стороже Пелагее Ивановой многого сказать не могли: "Она ни с кем знакомства не водит, в гости не частит и к себе не зовет, все больше о детях печется".
Дочь Ивановой, Елизавета Федоровна, проживавшая тоже на Малой Охте, на бывшей Мариинской улице, вызывала еще меньше подозрений. У нее был внебрачный ребенок, которому она посвящала все свое время. По отзывам соседей, обладала ровным и веселым характером.
У Пелагеи Ивановой была и вторая дочь, работавшая на ниточной фабрике. Наши товарищи побывали там и навели справки. Комсомольцы отозвались об Ивановой как о работнице добросовестной, но скрытной. Она не избегает клубных вечеров, но держится больше у стеночки. Однажды похвалилась, что сестра у нее красивая, когда придет - "все мальчишки попадают". Ребята по нашей просьбе намекнули ей о том, что хотели бы познакомиться с ее сестрой. Она скривилась: "Нужны вы ей очень! Поклонники ее в "Мариинку" водят!" Сказанная невзначай фраза почему-то запомнилась. Мы не стали донимать девушку расспросами о кавалерах ее сестры, потому что хорошо помнили полученный от начальника отдела нагоняй за чересчур назойливый обмен мнениями между "печником и подносчиком". Ребят попросили сообщить нам, если Иванова появится в клубе с незнакомыми людьми или приведет сестру. За квартирами, где жили сестры, установили наблюдение.
Но ничего существенно нового не узнали. Нужно было торопиться: кто знает, может быть, Никитин уже сколотил новую террористическую группу?!
Мы выжимали из дневника террориста все, что могло навести на след. Алексеев-Никитин хладнокровно фиксировал каждый свой подлый поступок. Сколько раз пришлось анализировать двухстрочную запись об одном из первых налетов! Некий Петр Левшин "пригласил" Никитина грабить богатого спекулянта на Канонерской улице, в этом деле участвовали еще двое - Жорж и безымянный парикмахер. Перевернули сотни уголовных дел, и вдруг:
какой-то Петр Левшин посажен в "Кресты". К сожалению, мы опоздали: Левшин умер. Жоржей в уголовном мире было столько, сколько соломинок в скирде. Безымянный парикмахер? Но где его искать?
Бросалась в глаза еще одна подробность налета: грабители проникли в квартиру под видом санитарной комиссии.
Судя по дневнику, следующий налет был совершен на Офицерской улице. Мы расспросили жильцов нескольких домов, не помнят ли они какое-либо ограбление, которому предшествовал бы визит санкомиссии. Никто не помнил.
К нам обратился паренек - чистильщик сапог с поэтическим именем Вагиф, работавший на Офицерской, неподалеку от театра. Он услышал от соседа, что нас интересуют жулики из санкомиссии. Одного из них он знал. Тот всегда выходил из магазина в белом халате и подставлял Вагифу свои ботинки из желтого шевро. "Через раз обманывал, не платил". Но какое отношение он имел к санкомиссии? Вагиф сверкнул белозубой улыбкой:
