Особое назначение - страница 8

Шрифт
Интервал

стр.

Тимохин затребовал уголовное дело Рыскалова и, пытаясь установить мотивы преступления, выяснил, что у работавшего в то время завхозом в интернате Вениамина Семеновича Гулыги возникали неоднократные конфликты с воспитанниками. По утверждениям Гулыги, его клеветнически обвиняли в недовложении продуктов в общий котел и утаивании, а попросту — присвоении, большей части подарков, которые присылали к праздникам «шефы». В одном из заявлений на имя директора интерната воспитанники писали, что «со слов шефов» те прислали им к Новому году апельсины, шоколад, сгущенку, твердокопченую колбасу, а также носильные вещи для старших и игрушки для малышей. Ничего из продуктов на праздничных столах не было, а игрушки для малышей и кое-что из одежды старшим раздали. Такие же заявления писались и в роно, и в гороно, но все эти бумаги возвращались к директору интерната, а тот распорядился выяснить инициаторов писем и посадить их в изолятор, а проще — в карцер, на хлеб и воду. Тогда-то и объявили воспитанники «голодовку», дождались «праздничного» ноябрьского стола и, убедившись, что все осталось по-прежнему, отправились с «ревизией» на завхозную дачу. Устроили малышам праздник, а дачу нечаянно или умышленно подожгли.

— А вы куда же смотрели? — спросил Тимохин у следователя БХСС Володи Лукьянова.

— К нам сигналов не поступало, Виталий Иванович, — пожал плечами Лукьянов.

Тимохин на «Виталия Ивановича» поморщился, но промолчал, а потом спросил:

— А как же директор интерната? Роно? Гороно?

— Да делился с ними Гулыга, товарищ подполковник! — как о чем-то обыденном сообщил Лукьянов. — Наверняка к праздникам дефицит подкидывал. Обычное дело!

— Вот-вот... — усмехнулся Тимохин. — А теперь, значит, он директор магазина?

— Кто? Гулыга? — переспросил Лукьянов. — Говорят, техникум закончил, в Торговом заочно...

— Растут люди! — невесело заметил Тимохин. — Ладно, Владимир Николаевич. Свободны!

Вот оно, значит, как оборачивается дело! Не просто грабеж, а некий акт мщения, попытка восстановить справедливость. Кто же он такой, Алексей Рыскалов? Робин Гуд? Или Дон Кихот? Взял всю вину на себя, хотя и знал, что судить его будут как взрослого, единственного организатора да еще и втянувшего в преступление несовершеннолетних, что отягощает вину и грозит максимальным сроком. Знал или нет? Пожалуй, знал. И решил — пусть лучше преступником будет считаться он один, зато не прослывут ворами и мелкими шкодниками те, кто боролся, по его мнению, за правое дело. А может быть, хотел привлечь внимание суда к махинациям Гулыги? Не помогли заявления и письма, так хоть суд примет какие-нибудь меры. Не мытьем, так катаньем?! Но для суда Гулыга как был, так и остался пострадавшим, а Рыскалов «загремел» в колонию. Закон есть закон!

Правда, есть в криминалистике такой раздел — виктимология. Наука о жертве преступления, которая своим неадекватным поведением так или иначе провоцирует преступление. Тот именно случай! Но суду не до высших материй! Ограбление имело место. Поджог тоже. Доказательства собраны. Виновный дееспособен, за свои действия отвечает. Получай срок по соответствующей статье УПК! Все правильно. Закон — это прежде всего порядок. И уж кто-кто, а Тимохин усвоил это твердо и неукоснительно соблюдал за все годы своей службы. Другое дело, что отпетому рецидивисту тюрьма «дом родной». А если в первый раз? Да еще с сознанием, что пострадал за правое дело? Отсидеть срок и не сломаться — тут характер нужен!

Тимохин перелистал страницы уголовного дела, ища характеристики на Рыскалова. Их было всего две. С места работы — за подписью мастера производственного обучения ПТУ и с места жительства — подписанное комендантом общежития. Обычно в характеристиках, затребованных следствием, не найдешь ни одного доброго слова в адрес обвиняемого. Человек под следствием, значит, рыльце в пушку, дыма без огня не бывает, ну и катай все плохое, что в голову придет! А в характеристиках Рыскалова все было наоборот: «Исполнителен, трудолюбив, дисциплинирован, отлично успевает по всем предметам, не только по специальности, но и общеобразовательным, много читает сверх программы, с товарищами ровен, общителен, без срывов. Нарушений режима в общежитии не было, кроме одного случая — драки». Так! Уже интересно! Из-за чего дрался? «Вступился за оскорбленную девушку, товарищеский суд его полностью оправдал, осудив пострадавшего».


стр.

Похожие книги