Андрею опять захотелось провалиться в тартарары. Он чувствовал, что не в состоянии смириться с этой стороной личности его отца. Словно удар, пришло воспоминание о том, когда он в последний раз видел столько бесчеловечности на таком, казалось бы, цивилизованном лице.
Когда он приказал уничтожить Амариса и весь его род.
Дрожащий маленький мальчик в нем постарался отвести глаза от чудовища, в которое превратился папа. Но разум – мужчина, которого годами старался воспитать его отец – знал, что должно быть сделано для спасения армады Исхода; понимал, что генерал поступал единственно верно, как бы бесчеловечно это ни выглядело.
– Эти предательские преступления, ввиду их тяжести, не могут быть ничем оправданы. Мы отправились в поход в неизвестность. И куда бы мы ни шли, мы должны иметь возможность полностью полагаться на женщин и мужчин в наших рядах. Мы идем туда, куда они не могут идти с нами.
Генерал на мгновение замолчал и оглянулся на остальных судей. Все серьёзно кивали, на лицах – утвердительное выражение, хотя некоторые опустили глаза. Генерал также кивнул, тяжело оперся на стоящую перед ним ораторскую трибуну, и продолжил:
– Все, кто стоят перед этим судом, виновны. Никто из вас не обладает достаточно низким военным званием, чтобы действовать просто по приказу. Никакая степень должностных обязанностей не может освободить вас от личной ответственности. Все вы, каждый из вас точно знал, на что идет. Что означал ваш выбор. Вы знали последствия своих действий.
С этими словами генерал встал и обошел пульт, причем магнитные подошвы его издавали неестественно громкие звуки в окружающей тишине. Андрей краем глаза отметил несколько мимолетных движений. Это гвардейцы взяли оружие наизготовку, когда генерал приблизился к бунтовщикам. Он прошелся вдоль рядов, заглядывая каждому из солдат в лицо. Иногда он останавливался, чтобы подождать, пока стоящий перед ним обвиняемый поднимет взгляд. Всякий раз он кивал. В его глазах было узнавание, однако ни малейшего понимания в них не было.
Словно он выжигает лицо каждого из них в своей душе.
Даже сейчас, перед лицом поражения, и даже перед предателями его дела, генерал доказал, что обладает величием, делающим его тем, кем он был. Андрей метался, раздираемый эмоциями. Отчаяние и уважение.
Наконец, генерал вернулся обратно за пульт. На протяжении нескольких ударов сердца он глядел в пол, потом поднял глаза и заговорил, приковывая взгляды всех присутствующих к себе.
– За ваши предательские действия и за нарушение присяги, которую вы клялись соблюдать, этот суд приговорил вас к смерти. Приговор будет приведен в исполнение немедленно.
Слова генерала тяжко, угнетающе повисли в воздухе. К изумлению Андрея, из группы бунтовщиков – все званием не ниже майора, из всех родов войск – не последовало ни единого звука. Хотя Андрей и мог видеть во многих глазах, как безнадежность охватывает этих людей, но ни одно слово из тех, которые он ожидал услышать, не было произнесено.
Не владея собой, Андрей шагнул вперед. Осознавая правильность этого страшного решения, он все-таки не мог понять спокойствия, с которым обвиняемые приняли приговор. Сначала они восстают против генерала, а потом подчиняются его решениям так, словно они до сих пор связаны этой униформой. Как будто они продолжают оставаться одними из нас и находятся под его командованием. Да, вот оно.
У Андрея кружилась голова. Они были солдатами Керенского и они знали это. До самой смерти он останется их великим генералом. Они приняли решение и теперь будут нести ответственность за его последствия. Они примут смерть так, как это могут делать лишь солдаты сил обороны Звёздной Лиги – сил обороны Александра Керенского.
Генерал кивнул и в выражении его лица проглядывала некая окончательность. Затем к каждому из приговоренных стали подходить по двое космогвардейцев и выводить их из зала. Это длилось бесконечно долго, но вот ряды бунтовщиков начали редеть. Группа солдат, стоящих против них, постепенно рассасывалась. Минуты сложились в час, а тихое эхо выстрелов все ещё можно было услышать. Андрей плакал и плакал, слёзы собирались в его глазах, тяжелели и катились вниз. Он еле видел.
