8. Но вот другие философы древнего поколения, — Пифагор и единоплеменники его, важные и молчаливые, передают мне, как некоторые таинства, иные учения, вместе с главным и таинственным их доказательством: "сам сказал". Начало всех вещей есть единица; из ее разнообразных форм и чисел происходят стихии; число же, форма и мера стихий таковы: огонь составляется из двадцати четырех прямоугольных треугольников, и заключается в четырех равных сторонах, из коих каждая состоит из шести прямоугольных треугольников, так что он уподобляется пирамиде; воздух составляется из сорока восьми прямых треугольников, и заключается в восьми равных сторонах; его сравнивают с восьмигранною фигурой, которая содержит восемь равносторонних треугольников, из коих каждый разделяется на шесть прямых углов. Таким образом, всего сорок восемь углов. Вода составляется из ста двадцати треугольников, и сравнивают ее с фигурой о двадцати гранях, состоящей из ста двадцати равных и равносторонних треугольников; эфир составляется из двенадцати равносторонних пятиугольников и похож на двенадцатигранник, состоящий из ста двадцати треугольников; земля составляется из сорока восьми треугольников и заключается в шести равносторонних четырехугольниках и имеет вид куба, ибо куб состоит из шести четвероугольников, из коих каждый имеет четыре треугольника, так что всех треугольников вместе двадцать четыре.
9. Так измеряет мир Пифагор! Я снова вдохновенный презираю дом, отечество, жену, детей и ни о чем более не забочусь, возношусь в самый эфир, и, взяв у Пифагора локоть, начинаю мерить огонь. Измерения Зевсерова (так в источнике — ред.) уже недостаточно.
Если не вознесется на небо такое важное существо, великое тело и великая душа, то есть я, и не измерит эфира, то пропадет владычество Зевса! Измерив же эфир и сообщив Зевсу сведение о том, сколько углов имеет огонь, я схожу с неба и ем оливы, смоквы, огородные овощи, потом перехожу к воде, и ее, влажную стихию, начинаю измерять локтем, пальцем и полупальцем, а с тем вместе и глубину ее, чтобы и Посидон узнал от меня, как велико море, над которым он владычествует. Я и землю всю обхожу в один день, исследуя ее число, меру и фигуру: ибо вполне уверен, что от столь великого и чудного существа, каков я, не ускользнет и одна пядь Вселенной. Кроме того, я узнаю даже и сколько звезд на небе, и сколько рыб в воде, и сколько зверей на земле, и, положив мир на весы, легко могу узнать, сколько в нем весу. Напыщенная знанием таких вещей, душа моя как бы сделалась владычицею всего мира.
10. Но Эпикур наклонившись ко мне говорит: ты, друг мой, измерил только один мир, между тем миров много, и все они безпредельны. Вследствие этого, я вынужден говорить о множестве небес, о множестве различных эфиров, и, запасшись нужным продовольствием на несколько дней, ни мало не медля, начинаю странствовать по мирам Эпикура: легко перелетаю пределы Фетисы и Океана, и, прибыв в новый мир, как бы в другое государство, в несколько дней измеряю все. Отсюда я снова переношусь в третий мир, потом в четвертый, в пятый, в десятый, сотый, тысячный, и куда наконец?
Все это мрак невежества, черный обман, нескончаемое заблуждение, неполное разумение, непроницаемое неведение: остается, чтобы я сосчитал самые атомы, из которых образовалось такое множество миров, дабы ничего не опустить в своем исследовании, особенно же столь необходимых и полезных вещей, от которых зависит благосостояние домов и городов.
Все это я высказал с тою целью, чтобы видно было, как философы противоречат друг другу в мнениях, как исследования их теряются в безконечности, ни на чем не останавливаясь, и как недостижима и безполезна цель их усилий не оправдываемая ни очевидностью, ни здравым разумом.
