– Тише,– нетерпеливо сказала Аманда.– Дай человеку высказаться.
– Дело вот в чем,– объяснил Яни.– Оказывается, мой отец взял взаймы у Нико Ишакиса восемнадцать тысяч драхм, а я узнал об этом только после его смерти.
– Как у Ишакиса? У этой лицемерной жирной бочки? – ужаснулась Аманда.– Да от него вообще лучше держаться подальше!
– Так-то так, но он самый богатый человек в деревне, и он один смог одолжить отцу такую сумму,– сказал Яни.– После смерти отец оставил мне виноградник, клочок поля и маленький домик, в котором мы жили. Это все, что у меня есть. Я обрабатывал землю и ухаживал за виноградником, и мне помогал Простаки. Это хоть и не приносит особого дохода, но на жизнь хватает. И вот мэр требует отдать ему восемнадцать тысяч драхм, иначе грозится отобрать и виноградник, и поле, и домик в уплату долга. А где мне взять восемнадцать тысяч драхм? У меня есть двоюродный брат в Афинах, и я написал ему, но он сам беден да к тому же болен. Так что, если ничего не удастся придумать, я окажусь на улице.
Чем дольше Аманда слушала рассказ Яни, тем больше злилась; когда же рассказ подошел к концу, она просто взорвалась.
– Ах эта наглая толстая жаба,– гневно воскликнула она,– старый пивной бочонок, жирный мешок, набитый глупостью! В жизни не видала более низкой твари! Давайте подожжем его дом! Будет знать!
– Не болтай глупостей,– остановил ее Дэвид.– И не надо выходить из себя. Давайте обдумаем все спокойно.
– А что,– взволнованно сказала Аманда,– если попросить денег у отца?
– Держи карман шире,– махнул рукой Дэвид.– Вспомни его любимую фразу: берешь чужие, а отдавать придется свои.
– Но, может быть, он сделает это для Яни,– предположила Аманда.– Ведь Яни наш друг.
– Не думаю,– горестно проговорил Дэвид.– Если уж он мне не дает ни гроша, то с чего это он даст денег постороннему человеку?
– Надо что-нибудь придумать,– сказала Аманда.
– Вот именно. Давайте помолчим и подумаем,– согласился Дэвид.
Ребята сели поближе, любовались светлячками, горевшими в волосах Аманды, и соображали, что же предпринять.
– Значит, так,– врастяжку произнес Дэвид,– надо как-то заставить мэра дать Яни отсрочку.
– Правильно,– сказала Аманда,– но что с ним можно сделать?
– Можно как-нибудь припугнуть.
– Но чем можно припугнуть самого богатого человека в деревне?
– Нужно вспомнить, чем он дорожит.
– А давайте похитим его жену,– внезапно воскликнула Аманда.
– Как это – по-хи-тим?! – удивился Яни.
– Она имеет в виду: поймаем, запрем где-нибудь и станем требовать,– объяснил Дэвид.– По-моему, дурацкая затея.
– Слушай, Дэвид, ты пока вообще ничего не предложил,– запротестовала Аманда,– и я не понимаю, почему ты считаешь идею глупой.
– Я тоже боюсь, что не сработает,– горестно сказал Яни.– Во-первых, она чудовищно толстая и мы просто не сможем унести ее. Во-вторых, я думаю, что мэр будет только рад от нее избавиться. Представьте себе, что будет, если мы похитим жену мэра, а он ее обратно не захочет – что с ней тогда делать? Она ведь ест больше, чем все остальные жители деревни, вместе взятые.
– Да, и главное, похищение людей – это нарушение закона,– заявил Дэвид.
– Кстати,– не сдавалась Аманда,– а являются ли законными действия мэра по отношению к Яни?
– В том-то и вся штука,– вздохнул Дэвид,– это называется "изъятием имущества за долги" и вполне в рамках закона.
– Вот это да,– протянула Аманда, удивляясь, насколько ее брат подкован в юриспруденции,– но я все равно не понимаю, почему мы не можем похитить жену мэра. В конце концов, здесь же никто не следит за соблюдением закона.
– Ты забыла Менелуса Простафили,– напомнил Дэвид.
На это Аманда залилась смехом, к которому присоединился и Яни. Вся деревня знала, что Менелус Простафили был слишком мягкосердечным полисменом, чтобы кого-то арестовать. К тому же в течение многих лет он упражнялся лишь в одном искусстве – плевать в потолок, так что заставить его вылезти из постели могло бы только особо дерзкое нарушение закона.
– Да уж. Если он – единственный страж закона, которого нам следует опасаться,– смеялась Аманда,– то мы можем спокойно похитить всю деревню.
