Полковник Хиткоут-Килкуун не остановился, чтобы обернуться и бросить последний взгляд на свой горящий дом. Он мчался сломя голову через открытое пространство, думая только о том, где бы скрыться, и проклиная попутно неизвестно куда запропастив-шуюся жену. Если бы она была тут, ничего бы не произошло, бормотал он, имея в виду не столько ее личные способности, сколько ее тесно сидевшее на нем нижнее белье, бежать в котором было до невозможности болезненно. Подгоняемый криками, приветствующими взрыв его дома, и злостью на соседей, которых не разбудили звуки учиненного туземцами сражения, «Английская роза», не разбирая дороги, домчался до леса и принялся сдирать с себя пояс и белье жены.
— Скорее, а то лопну, — приговаривал он, пока минут через десять не сообразил, что уж что-что, а перспектива лопнуть в этом одеянии ему не грозит. В конце концов он решил, что если немного поспит, то мышцы расслабятся и избавиться от этих предметов туалета будет легче. Полковник забрался под куст и затих.
Коммандант Ван Хеерден с чувством удовлетворения и одновременно сожаления, обозревал из башни броневика то, что осталось от имения «Белые леди».
— Ну что, сержант, теперь не сомневаетесь в том, что они действительно диверсанты? — спросил он сержанта Брейтенбаха.
— Нисколечко, — ответил сержант. — Там в конюшне столько гелигнита, что можно было бы взорвать половину Пьембурга.
Коммандант Ван Хеерден поспешно нырнул в броневик. Было слышно, как он скомандовал водителю отъезжать отсюда ко всем чертям подальше. Сержант Брейгенбах обошел бронетранспортер и подошел к задней его дверце.
— Не волнуйтесь, — сказал он комманданту, — не взорвется. Кто-то его весь облил водой.
— Точно? — переспросил коммандант. Сержант Брейтенбах заявил, что не быть ему на этом месте, если не так, после чего коммандант вылез из броневика и уставился на дымящиеся развалины. — Пожалуй, стоит вызвать пожарных, — сказал он. — Хватит с нас взрывов. И кроме того, надо как можно быстрее произвести подсчет тел.
— Сколько там должно было быть подозреваемых? — спросил сержант.
— Одиннадцати хватит, — ответил коммандант и снова забрался в бронетранспортер, чтобы немного поспать.
У въезда в то, что когда-то было ее имением, такси миссис Хиткоут-Килкуун остановили сержант и несколько полицейских, вооруженные автоматами.
— Извините, мадам, — сказал сержант, — но приказ есть приказ. Въезд запрещен.
— Но я тут живу! — Несмотря на охватившее ее отчаяние, миссис Хиткоут-Килкуун все же попыталась изобразить подкупающую улыбку.
— Больше не живете, — ответил сержант. — В этом доме никто уже жить не сможет.
Миссис Хиткоут-Килкуун поплотнее закуталась в жакет: ее внезапно охватила дрожь. Вдобавок ко всем ее несчастьям таксист отказывался везти ее дальше, пока она не заплатит.
— Но мне нечем платить, — умоляла она. — Вот все, что у меня осталось, — и она показала на поднимавшиеся над азалиями клубы дыма, от которых ночь становилась еще темнее.
— Вы обещали мне двойную плату за то, чтобы я вас сюда довез, — требовал таксист. — Я за просто так не езжу.
— Мне нечем платить, — устало проговорила миссис Хиткоут-Килкуун.
— Посмотрим, — ответил шофер и развернул машину. Отъехав на полмили, он съехал с дороги и пере брался на заднее сиденье.
— Ну что ж, так будет честно, — пробормотала миссис Хиткоут-Килкуун, чувствуя, как его грубые руки неуклюже путаются у нее в белье.
