Что система отвергает эти данные.
Что касается закона гравитации и астрономических формул, вспомните, что во времена Лапласа эти формулы действовали не хуже, чем действуют ныне. Однако ныне известно множество небесных тел, тогда не известных. Еще сотня-другая наших миров не составят разницы. Лапласу было известно около тридцати тел этой Солнечной системы: теперь распознано около шестисот…
Какое дело богослову до открытий в биологии и геологии? Его формулы все еще действуют не хуже, чем прежде.
Если бы закон притяжения был реальным утверждением, он бы противоречил нашим мыслям. Но нам говорят только, что гравитация — это гравитация. Разумеется, для промежуточника ничто не может быть определено иначе, как только в терминах этого самого предмета, но даже ортодоксы, как видно, обладают неким внутренним чутьем на реальность и соглашаются, что определение предмета в его собственных терминах не есть настоящее определение. Нам говорят, что под гравитацией понимается притяжение всех тел пропорционально массе и обратно пропорционально квадрату расстояния. Масса должна обозначать взаимное притяжение крайне малых частиц, если бы таковые существовали. Но пока они не открыты, в этом определении остается только один термин — то есть масса есть притяжение. Но расстояние есть лишь протяженность массы, если только вы не утверждаете существование между планетами настоящего вакуума — утверждение, против которого мы могли бы привести множество данных. Но тогда невозможно оказывается определить гравитацию иначе, как притяжение.
Против нас остается один призрак — гравитация есть гравитация всех гравитаций, пропорциональная гравитации и обратно пропорциональная квадрату гравитации. В нашем квазисуществовании о любом так называемом предмете невозможно сказать ничего более осмысленного — быть может, это высказывание являет собой высшее приближение к окончательной осмысленности.
Тем не менее нам кажется, что вставшая против нас система оказывает некоторое сопротивление. Во всяком случае прежде у нас было это ощущение: я думаю, докторы Грэйвсы и профессоры Хичкоки видоизменили нашу уверенность до неразличимости. Что касается совершенства системы квазипротивостоящей нам и непогрешимости ее математического аппарата — как если бы возможна была настоящая математика в системе взглядов, где дважды два — не четыре — нам снова и снова доказывают ее на примере открытия Нептуна.
Боюсь, что этот путь не приведет к добру, как и всякое другое развитие. Мы начинаем скромно, признавая себя проклятыми…
Но наши брови…
Всего лишь одно их движение или даже одной из них каждый раз, как мы слышим о «триумфальном открытии Нептуна» — этого «монументального достижения теоретической астрономии», как говорят учебники.
Вся беда в том, что мы рассмотрели его.
Учебники упускают следующее:
Что вместо орбиты Нептуна, согласующейся с расчетами Адамса и Леверье, она оказалась настолько отличной, что Леверье заключил, что вычисленной им планеты не существует.
Впоследствии об этом предпочли умолчать.
Учебники упускают:
Что в 1846 году всякий, способный отличить синус от косинуса, перекосинусил все небо в поисках планеты, находящейся за Ураном. Двое угадали верно.
Кому-то слово «угадали», даже после отречения Леверье, может показаться неуместным но, по мнению профессора Пирса из Гарварда, расчеты Адамса и Леверье могли с тем же успехом относиться к точке в нескольких градусах от положения Нептуна.
Или доказательство профессором Пирсом того, что открытие Нептуна — не более как «счастливая случайность» см. «Ргос. Amer. Acad. Sciences» (1-65).
Ссылки — см. «Evolution of Worlds» Лоуэлла.
Или кометы — еще один туманный противник нашему мнению. Что касается затмений, я располагаю сообщениями о нескольких, не случившихся в рассчитанное время, хотя ошибка составляла всего несколько секунд — и одной замечательно потерянной душой, похороненной глубоко, зато в ультрареспектабельных недрах отчетов Королевского астрономического общества — о затмении, которого вовсе не случилось. Эта восхитительная, окруженная почтеннейшими мужами блудная душа слишком хороша и зловредна, чтобы ограничиться простым упоминанием — мы к ней еще вернемся.
