29.06.09
Россия. Новгород.
Двое священников, облаченных в одинаковые черные сутаны, сидели друг против друга. Тщедушный глава 16 отдела внимательно изучал своего гостя — коренастого старика с шикарной окладистой бородой. Со слов Петера он знал, с кем их свела судьба. О такой удаче он даже не смел мечтать. Возможно, от этого человека будет зависеть судьба всей России, да впрочем, и всего мира.
— Налить вам чаю, батюшка? — радушно предложил контрразведчик.
— Отчего же не испить чайку с хорошим человеком? — тягуче отозвался гость. — Извольте, батюшка!
Генерал наскоро наполнил кружки свежезаваренным чаем:
— Сахар положить?
— Не надо, — качнул большой лобастой головой батюшка Филарет.
— Может быть меду? Есть липовый, гречишный, лиспядичный… Правда, прошлогоднего сбора. — Есть еще свежий, этого года — цветочный…
— Меду отведаю, — степенно ответил монах. — Свежего…
Батюшка Феофан поставил перед гостем банку с медом, фарфоровое блюдце, на блюдце положил десертную ложку. Гость взял ложечку и положил её на стол. Из банки налил в блюдце мед.
— Хлебом угостите? — спросил он хозяина. — Я до утренней не успел…
— Ох, простите великодушно! — спохватился контрразведчик. — Я как-то… Вы ж всю ночь в дороге!
На столе, как по мановению волшебной палочки, появился поднос с хлебом и булочками.
— Выпечка свежая, — заверил гостя батюшка Феофан. — Повариха у нас знатная, — похвалился он, — она и хлеб сама выпекает. — Может быть печенье?
— Благодарствую! — ответил отец Филарет. — Мне хлеба вполне достаточно.
Он взял с подноса большой ломоть хлеба и опустил его в блюдце с медом. Обильно пропитав кусок тягучим лакомством, он ловко отправил его в рот. Степенно прожевав откушенное, он повторил процедуру. Запив хлеб чаем, он довольно произнес:
— А недурственный у вас медок! Зело недурственный!
— На здоровье! — улыбнулся контрразведчик.
— Вы, батюшка, спрашивайте, не стесняйтесь! — уплетая очередной кусок, разрешил Филарет. — По глазам вижу — вопросов тьма!
— Вопросов действительно накопилось немало, — генерал провел ладошкой по лысой голове, словно приглаживая давным-давно исчезнувшие волосы. — А у вас разве нет ко мне вопросов?
— Скрывать не буду — заинтересовали вы меня!
— Тогда, батюшка, давайте честь по чести: один вопрос мой, следующий — ваш… И кстати, как мне прикажете вас величать? Финном, отцом Филаретом, либо как-то иначе?
— Был Финн, да весь вышел — Филаретом зови. А тебя — Феофаном кликать?
— Феофаном, — согласился генерал. — Как постриг принял — другого имени и не упомню уже.
— Добро! — прогудел Филарет, отодвигая пустую кружку и блюдце, начисто вымаканное хлебом. — Постриг когда принял?
— При Алексее Михайловиче Романове, упокой господи его душу, — перекрестился отец Феофан.
— Это при Тишайшем-то князе? — удивился Филарет. — Я думал ты моложе. Хотя Гуля в тебе сразу учуял. Как, впрочем, и упыря твоего посыльного. Постриг до или после принял…
— После. Вину отмолить хотел.
— А как же твой упырь-хозяин? Как от пут его освободился? Не припомню я таких случаев, не припомню.
— Повезло, — пожал плечами старец. — Вурдалака, что меня кровью своей опоил, крестьяне дрекольем забили. Так что он и привязать меня как следует, не успел. Но я изменился.
— Гуль без хозяина? — вновь качнул седой шевелюрой Филарет. — Чудно! А как самого-то дрекольем не забили. Для мужичья что упырь, что гуль — все одно отродия.
— Так я очухался, ноги в руки и деру! Через две губернии к святым инокам… А настоятель Филимон тогда Тайный Приказ возглавлял. Он меня и к делу пристроил, и мозги на место поставил.
— Чудно! — вновь произнес Филарет. — Упырь у гуля на побегушках… А его как ты привязать к себе сумел?
— Это ты про Петера?
— А что, у тебя в приказе еще упыри имеются?
