«Среди сотрудников госбезопасности я никогда не видела этого самодовольного фазана… Правда, всех я не знаю, но этот определенно не из той братии…» — подумала Пустова.
Постоянная настороженность давно заставляла Пустову присматриваться к сотрудникам КГБ. Делала она это очень просто: периодически, перед девятью часами утра, в час дня и в шесть вечера, медленно прогуливалась в том квартале Долматовской улицы, где находилось здание КГБ. Она также знала, что часть сотрудников управления живет в доме на улице Чапаева. Иногда она появлялась вблизи этого дома в часы, когда сотрудники шли на работу или с работы, и запоминала лица.
Дзюрабо, узнав от нее об этой ее инициативе, запретил проводить подобные опасные эксперименты. Он даже не пожелал выслушать ее рассказ о методах, которыми она пользуется, проводя изучение чекистов.
Во всяком случае, ее сосед по купе не из числа тех, которых ей больше всего приходилось опасаться, но все же лучше выбрать момент и уйти из купе.
В другом конце этого же вагона, у окна, стояли Нина Ивановна и Гаврилов.
Нина Ивановна не спрашивала Гаврилова о цели его поездки. Ей просто хорошо было рядом с ним. Задумчиво глядя на пробегающие за окнами вагона окутанные вечерним сумраком леса, она думала о своей жизни, о том, что произошло в последние дни.
— О чем вы думаете? — ласково спросил Гаврилов.
Она повернула к нему лицо и, встретив внимательный и дружелюбный взгляд, опустила глаза.
Нина Ивановна казалась в эти минуты Гаврилову совсем юной. Он бережно сжал в ладонях обе ее руки и привлек к себе. Теперь они стояли совсем рядом. Кто из них первым сделал движение, сказать трудно, но в следующее мгновение их губы слились в поцелуе.
— Милая моя, — едва слышно прошептал Гаврилов, всматриваясь в ее глаза, доверчиво устремленные на него.
Она ничего не успела сказать. Послышались шаги, и они, как провинившиеся дети, быстро отпрянули один от другого, сели на свои места.
Это шла Пустова, громко выстукивая каблуками. Ее сосед по купе оказался очень развязным. Громко возмущаясь нахалом, Пустова покинула купе и теперь шла по вагону, ища для себя подходящее место.
Заглянув в купе, занимаемое Ниной Ивановной и Гавриловым, Пустова сразу узнала старшую сестру санатория.
— Дорогая моя! Какая встреча! — с напускной веселостью воскликнула она. — Можно к вам?
Нина Ивановна, изумленная неожиданной встречей, молчала.
Пустова поставила на скамейку рядом с Ниной Ивановной саквояж.
При свете маленькой лампочки, светившейся под потолком, Гаврилов с удивлением узнал Пустову. Он отвернулся. Об отъезде Пустовой из города в управлении ему никто ничего не говорил. Возможно, потому, что ему срочно пришлось заняться разрешением другого вопроса?…
Пустова между тем села рядом с Ниной Ивановной, настороженно косясь на Гаврилова.
— Милочка! Как я рада вас видеть! — певуче затараторила она. — Пусть мало я побыла в вашем санатории, но не забыла ни вас, ни вашу чудесную Катю! Знаете, после я ругала себя, что не полностью использовала путевку. Опять чувствую себя скверно.
Гаврилов встал и, положив на верхнюю полку чемодан, обратился к Нине Ивановне:
— Простите, гражданка, я выйду покурить. Вас не затруднит посмотреть за моим багажом?
Нина Ивановна поняла и равнодушно ответила:
— Пожалуйста.
Гаврилов вышел из купе.
— Кто этот интересный? — сразу спросила Пустова.
— Понятия не имею, — безразличным тоном ответила Нина Ивановна. — Просто пассажир… Молчит всю дорогу…
— У меня наоборот получилось! — успокоившись, подхватила Пустова. — Попался такой стопроцентный нахал, что стал руки распускать… Я пошла искать другое место. Как я рада, что увидела вас!
Пустова стала расспрашивать Нину Ивановну о цели ее приезда в город.
Общение с чекистами кое-чему научило Нину Ивановну. Почувствовав, что для Гаврилова встреча с Пустовой явилась полной неожиданностью, она решила помочь ему, разузнать цель этой поездки. Поэтому Нина Ивановна с добродушной приветливостью отнеслась к Пустовой и рассказала о своем отпуске, не умолчала и о намерении, пользуясь хорошей погодой, остающиеся дни посвятить прогулкам по лесу.
