«Как играешь, старый шут», — горделиво думал Мыкалов, доставая носовой платок и сморкаясь.
— Повезло тебе, Людочка. Здорово повезло. Не всякой выпадет на долю такой золото-муж… Знаменитость… Ребятишки в парке и то о нем знают. Поди, его сейчас в Москве на руках носят…
— Вам пора на дежурство, — прервала Шухова. — И запомните: мужу наверняка не понравится ваша физиономия. Простите, папаша…
Шухова отступила назад и прикрыла дверь. Мыкалов повалился на сундук, лицом к стене, и в бешенстве черкал ее твердыми ногтями. Когда пальцы заломило от боли, он успокоился настолько, что громко и азартно запел свои любимые две строки.
Мыкалов шел на свидание с Крошкиным. Было жарко. Рубаха липла и терла кожу. Лицо горело. Ворчливые проклятья адресовались всем: жаре, Крошкину, дочери, прохожим.
Встреча с Крошкиным не сулила Мыкалову приятного ни в малейшей степени. Прошло несколько дней, а он ничего не добился и только запутался в нелепой истории с золотом. Досадно было от того, что испугался Крошкина и согласился на поездку в Ярополье. Можно было бы проехать мимо. Страна большая, и вряд ли Крошкин сумел бы его найти. А он вернулся бы в Алма-Ату и навсегда обосновался у ласковой однорукой еврейки. Теперь же предстоял неприятный разговор, и кто знает, какие последствия могли обрушиться на его плечи. Он даже представил, как может сложиться беседа.
— Ну, давайте, Иван Сидорович, хвастайтесь, — скажет Крошкин.
— Нечем.
— Шутите!
— Не до шуток.
— В чем же дело?
— Не терзайте меня, я старый… У меня старческое слабоумие…
— Что-о?
— Вот вам моя дочь Людмила. Она женщина энергичная, настойчивая, жена того самого инженера… Она такая охотница до денег, что удивляться приходится. С ней быстро справитесь! А мне можно будет и на покой — смена пришла…
…С того вечера, как Виктор увидел Мыкалова, он не переставал думать о нем. Второе утро подряд приходил он к детскому парку с намерением еще раз посмотреть на личность старика. Вчера не удалось его увидеть, но сегодня повезло: после дежурства старик вышел из центральных ворот парка и пошел налево, волоча, в правой руке трость. Виктор зашагал следом. Минут пятнадцать старик пробыл в закусочной. Продолжая путь, свернул в малолюдный переулок и стал спускаться к реке Волочилихе. Остановившись у воды, поглазел по сторонам, потоптался и присел на большой камень.
Правее старика расположилась группа юных рыболовов. Виктор смастерил из газеты шлем, прикрыл голову и подсел к ребятам.
Прошло больше часа. Солнце пекло неимоверно. Старик давно слез с камня и лежал в тени его на пиджаке. Виктор, утомленный жарой, все реже поглядывал на старика. Да и безделье утомляло. «Что, если он собирается торчать здесь до темноты?» Пора было уходить. Почему, собственно, он должен подозревать старого человека, устраивать слежку. Старик как старик, гуляет, отдыхает. Тем более после работы.
Виктор поднялся и пошел прочь. Когда он обернулся и посмотрел издали, старик стоял на камне. «Ого, выспался». Внимание старика, видимо, было привлечено лодкой, показавшейся из-за поворота. Когда старик замахал рукой, сомнений не осталось. Виктор повернул назад. Лодка врезалась в песок. Старик взобрался в нее. Гребец веслом оттолкнулся. Лодка поплыла обратно за поворот.
Преследовать лодку по берегу было бесполезно: Виктор знал, что вниз по течению тянутся болотистые места. Теперь он ругал себя за невыдержанность. Останься он возле воды, удалось бы рассмотреть гребца. А теперь…
Сочный гудок заставил оглянуться. Сверху шел буксирный катер. Дряхлая рыжая баржа тащилась позади. Виктор лихорадочно стал раздеваться, запрятал белье под кусты в крапиву и рысцой помчался к реке.
Рыжий борт посудины скользил мимо. Виктор рванулся и уцепился за громадные балки руля. Через мгновение он уже сидел на нижней из них, спустив ноги в воду.
Скоро Виктор увидел лодку, широкую спину и затылок старика. Гребец в сиреневой сорочке, серых брюках, рыжеволосый, посматривал на баржу, одновременно разговаривая со стариком. Старик улыбался.
Для встречи с мужем Крошкина оделась во все лучшее. Женя исподволь наблюдала за суетливыми движениями матери. Крошкину раздражал взгляд дочери, но сделать замечание она не решалась, зная, что, сказав слово, может разойтись, а ей сегодня многое еще предстоит…
