— Ну что, давайте знакомиться, — улыбнулся следователь, показав крепкие белые зубы.
— Сухов. Евгений Андреевич Сухов.
— Очень приятно. А я — Демин Валентин Сергеевич. Слушаю вас внимательно.
— Мне необходимо сделать заявление… Не знаю только, как у вас принято…
— Так же, как и у вас! — подбодрил его Демин. — Давайте с самого начала.
— Вот так сразу? Прямо не знаю… — Сухов почувствовал, что рубашка прилипла к спине. — С чего же начать… В общем… — Сухов помолчал, посмотрел следователю в глаза и с трудом выдавил из себя: — Там… это… человека убили.
— Где там?
— На берегу.
— Кто убил?
— Один… Его сейчас в городе нет, он уехал, на поезде уехал. И его сейчас нет.
— Как его зовут?
— Николай.
— Какой Николай? А фамилия? Отчество? Где он живет? Чем занимается?
— Не знаю. Ничего этого я не знаю. Мне известно только, что его зовут Николаем, что он нездешний…
— Так. — Демин в раздумье потер подбородок, отодвинул лежащие перед ним бумаги. — Когда произошло убийство?
— Неделю назад.
— Почему же вы не заявили раньше?
— Не мог… Это не объяснишь вот так с ходу, все сложнее, чем может показаться… Так получилось… Я не мог оставить его, вернее, он не отпускал меня… Понимаете?
— Откровенно говоря, плохо. Евгений Андреевич, давайте по порядку. Вы пришли сюда, чтобы заявить о совершенном преступлении. Об убийстве. Преступник — некий Николай. Он уехал, а вас послал сюда, так?
— Нет, — Сухов вскочил, но тут же сел. — Я сам пришел. Он меня не посылал.
— А как же вы узнали о преступлении? — осторожно спросил Демин. — Или вы вместе…
— Нет! Он убил один. А вместе… Вместе мы труп прятали.
— Ни фига себе! — невольно воскликнул Демин и, встав, прошелся по кабинету, озабоченно поглядывая на странного посетителя. — И куда же вы его спрятали?
— Мы его утопили, — упавшим голосом сказал Сухов. — Я хочу, чтобы вы знали… На случай, если все обнаружится, когда все станет ясно…
— Да уж обнаружилось! — Демин сел, откинувшись на спинку стула. — Вы хотите, чтобы этот наш разговор был зачтен как явка с повинной? Так?
— Не знаю, как это у вас называется… Просто я считаю, что поскольку стал свидетелем преступления, то должен об этом поставить в известность… Вы не думайте… Я вполне нормальный… Только слегка больной, в том смысле, что у меня температура, простыл… Что-то вроде горячки после той истории.
— Дела-а, — протянул Демин и с силой потер лицо ладонями. — И вы можете показать, где все это произошло?
— Хоть сейчас! — Сухов вскочил, начал застегивать пуговицы на плаще, пятиться к двери…
— Нет-нет, мы еще потолкуем, если вы не против.
— Конечно! Я за этим и пришел, я с радостью… Не то чтобы в самом деле с радостью, но так уж говорится, вырвалось, понимаете, бывает, что… — он говорил все тише и наконец совсем замолк.
— Начнем сначала, — Демин вынул из стола чистый бланк протокола. — Где вы познакомились с Николаем?
— На улице. На нашей улице. Я нес воду, а тут он… Дай, говорит, воды напиться. Конечно, я дал, что мне, воды жалко? Он напился, по сторонам посмотрел и говорит, что надо бы ему в одном деле помочь, что дело необычное, не каждый справится, а я вроде того… Ну, вызываю у него доверие.
— Ну что же, вы оправдали его доверие?
— Выходит, оправдал, — растерянно проговорил Сухов.
— Правильно! Доверие надо оправдывать. Вы где работаете?
— На мясокомбинате. В колбасном цехе. Начальником участка.
— Ого! У меня намечается выгодное знакомство!
Демин бросил эту шутливую фразу, чтобы дать себе передышку. Слишком уж необычное складывалось положение. Чтобы вот так, средь бела дня, по доброй воле пришел человек и признался в соучастии, или, как он утверждает, в сокрытии следов преступления, и какого преступления! Такое случается не каждый день, во всяком случае, у Демина подобное вообще произошло впервые.
А Сухов словно освободился от непосильного груза — вздохнул облегченно, разогнулся, откинул голову назад, так что волосы легли на спинку стула. Слишком уж измаялся он за последнюю неделю. И не столько болезнь его извела, сколько бесконечные колебания. Отчаянная решимость пойти и все рассказать сменялась вялым безразличием, на смену страху, подавленности приходило оживление, бывали минуты, когда он во всем винил себя, потом себя оправдывал… А теперь все кончилось.
