Осенний безвременник - страница 178

— Вообще-то нам сравнительно мало приходится заниматься такими вопросами, — признался Качановский. — Судебные процессы об измене родине, а также суды над военными преступниками практически отошли в прошлое. Очень редко случается разоблачить скрывавшегося до поры до времени военного преступника. И именно теперь мы имеем дело с таким редким случаем. Кстати, в этом прежде всего повинны вы.

— Я? — искренне удивился Бараньский.

— Да-да. Всё началось с появления вашей книги «Я пережил ад и Освенцим». По фотографии, помещённой в ней, был опознан бывший шеф гестапо в Брадомске.

— Рихард Баумфогель?

— Собственной персоной.

— Где же вы его схватили?

— Дело в том, что не мы его взяли, а он сам к нам пожаловал. Попросту говоря, у него не было другого выхода, так как люди, с которыми он вместе работал, узнали его на этой фотографии. Он пошёл, как сейчас принято говорить, ва-банк: заявился к нам и потребовал, чтобы мы выдали ему документ, свидетельствующий о том, что у него нет ничего, общего с человеком, изображённым на снимке в вашей книге.

— Поразительная наглость!

— Только одного не мог предусмотреть Баумфогель, прикрывающийся фальшивыми документами на имя Станислава Врублевского… Того, что современные методы криминалистики позволяют определить совершенно безошибочно — пусть даже пройдёт сорок лет, — является ли конкретная личность и человек на фотографии одним и тем же лицом. На этом наш гестаповец как раз и споткнулся. Данные экспертизы, проведённой лабораторией криминалистики, говорили сами за себя.

— И всё это время он скрывался в Варшаве?

— Да, в Варшаве. Жил в двухстах метрах от вашего дома.

— Невероятно.

— Вам приходилось встречаться с Баумфогелем лично?

— «Встречаться» — это, пожалуй, чересчур громко сказано, Я видел его несколько раз в Брадомске, когда он проезжал по городу на своём автомобиле. Позднее, будучи уже в руках гестапо, я несколько раз видел его в здании, в котором размещалась моя камера.

— Вас вызывали к нему на допросы?

— Я был слишком мелкой сошкой, чтобы сам шеф гестапо проявил интерес к моей особе. Такими, как я, занимались другие палачи. Насколько мне известно, сам Баумфогель крайне редко вёл какое-нибудь дело. Он представлял тип «убийцы за письменным столом». Разрабатывал инструкции, издавал приказы, иногда контролировал, точно ли выполняются его указания. Впрочем, такие гитлеровцы были наиболее опасны.

— Что ещё вы можете нам рассказать? Как и при каких обстоятельствах вас арестовало гестапо? Я читал об этом в вашей книге, но предпочёл бы ещё раз услышать подробности из уст её автора.

Может быть, лучше рассказать вам тот кусок моей биографии, который связан с Брадомском и моим вынужденным общением с местным гестапо?

— Именно об этом я и хотел вас попросить. Вы не возражаете, если мы запишем ваш рассказ на магнитофон? Поскольку позднее вам скорее всего придётся давать показания в милиции и прокуратуре, а также в суде, на котором вы, вероятно, будете фигурировать в качестве свидетеля по этому делу, магнитофонная запись облегчит нам последующую работу.

— Разумеется, я не возражаю.

— Тогда можем начинать.

— Я родился в крестьянской семье в деревне Гославице под Брадомском. Кроме меня в семье были ещё дети — мои два брата и сестра. Во время оккупации, чтобы меня не угнали на принудительные работы в Германию, я нанялся работать к Счесневским.

— То есть на какое-то промышленное предприятие?

— Нет, не на предприятие. Старик Счесневский ещё перед первой мировой войной откупил у графа Платера земельный участок размером в девяносто гектаров, расположенный рядом с деревней Гославице. Позже, когда старик умер, этот участок перешёл к его жене и пятерым детям. Землю делить не стали, и после смерти матери всем хозяйством должен был заправлять старший сын Тадеуш. Другие дети получили высшее или среднее образование, и им выплачивалось из дохода определённое денежное содержание. Общественное положение старого Счесневского можно было классифицировать следующим образом: уже не крестьянин, но ещё не помещик. Даже после смерти главы семейства участок приносил приличный доход, так как хозяйство Счесневского специализировалось на производстве различных сельскохозяйственных культур и успешно противостояло кризису, который переживало сельское хозяйство Польши накануне второй мировой войны. Во время оккупации работа на такой усадьбе, обязанной регулярно поставлять значительную часть своей продукции немцам, избавляла в известной степени от опасности быть угнанным в Германию.