— Это неправда! Это какая-то чудовищная ошибка!
— Пан Баумфогель, — сурово заметил офицер милиции, — отрицание очевидных фактов ничего не даст. Это не самый лучший способ спасти свою шкуру. Гораздо лучше чистосердечно признаться во всём! Будем откровенны, из содержания книги Бараньского вытекает, что вам сейчас вменяются в вину очень серьёзные преступления. Они заслуживают высокой меры наказания, не исключая, возможно, самой высшей, которая предусмотрена Уголовным кодексом ПНР. Только откровенность может рассматриваться смягчающим вину обстоятельством.
— Прекратите нести чепуху! — прервал Качановского допрашиваемый. — Я Станислав Врублевский, и мне не в, чем признаваться. Поначалу мне казалось, что это проделки какого-нибудь болвана из нашего бюро, задумавшего впутать меня в эту историю. Теперь, однакЬ, я вижу, что и милиция желает отрапортовать о своём блистательном успехе, осудив невинного человека.
— Господин Баумфогель, — подполковник усмехнулся. — Польское право позволяет подозреваемому солгать или вообще отказаться давать показания. Если вы изберёте такую тактику защиты — это ваше право, но знайте, что она не помешает правоохранительным органам довести расследование до конца.
— Происходит что-то ужасное, — тихо произнёс допрашиваемый, с трудом сдерживая слёзы. — Клянусь вам, я никогда не был в Брадомске и не служил в гестапо.
Я встречаюсь с вами второй раз в жизни, а сотрудники лаборатории криминалистики вообще никогда вас в глаза не видели. Какой, скажите на милость, мне или им интерес возводить напраслину на невинного человека? Исследования, как вы можете убедиться, были проведены очень тщательно и с использованием самых разных методов. Все они дали идентичные результаты. Прочитав заключение экспертизы, вы поймёте, что ни о какой ошибке не может быть и речи.
— И тем не менее это ошибка.
— Ваше упорство не делает вам чести. А сейчас я должен задать вам несколько вопросов и составить краткий протокол допроса, — с этими словами подполковник вынул бланк и приступил к делу: — Имя и фамилия?
— Станислав Врублевский. Сын Каэтана и Адели, урождённой Пенцак.
— Дата и место рождений?
— Десятое ноября 1923 года. Деревня Бжезница, район Несвиж, Новоградское воеводство. Отец — крестьянин, имел десять моргов[30] земли.
— Образование?
— Инженер, имею степень магистра. Окончил механический факультет политехнического института в Гданьске.
— Место работы?
— Проектное бюро. Варшава, улица Тамка.
— Семейное положение?
— Женат. Жена Кристина, урождённая Гродзицкая. Двое детей: двенадцатилетняя дочь Эльжбета и восьмилетний сын Анджей.
— Признаётесь ли вы в том, что во время оккупации, являясь офицером СС в звании гауптштурмфюрера, выполняли обязанности шефа гестапо в Брадомске? В тот период, правда, у вас было другое имя — Рихард Баумфогель.
— Нет, не признаюсь.
— Не хотите ли что-нибудь добавить?
— Мне нечего добавлять к тому, что я уже сказал. Я — Станислав Врублевский, а вы меня принимаете за кого-то другого.
— Как вам угодно, — пожал плечами Качановский. — Прошу вас подписать протокол.
Врублевский поставил свою подпись на документе.
— Вы задержаны, — объяснил Качановский, — по подозрению в совершении тяжких преступлений. В течение сорока восьми часов вас должен, согласно статье двести десятой уголовно-процессуального кодекса, лично допросить прокурор, который, смотря по обстоятельствам, выдаст ордер на временное задержание.
— Или, иначе говоря, — саркастически вставил Врублевский, — во имя закона вам надо посадить невинного человека в тюрьму и постараться благополучно его повесить.
— Пока нам известно только одно, — подполковник не мог позволить подследственному вывести себя из равновесия. Изображённый на фотографии шеф гестапо в Брадомске и вы — это одна и та же личность. Дальнейшее следствие прольёт свет на то, какие преступления вы совершили в Брадомске и, возможно, в других местах. Если в процессе расследования выявятся какие-либо действия или события, говорящие в вашу пользу, информация о них будет обязательно передана в распоряжение суда, который, вынося Приговор, примет во внимание все смягчающие вину обстоятельства.
