— Что? Вы же хотели непременно сохранить участок для себя. Вам дорога память.
Готенбах беспокойным жестом провёл рукой по волосам. Он явно избегал взгляда, Симоша.
— Со смертью Люка садовый участок перестал быть объектом споров. Моя жена права; считая, что надо его продать.
— Потому что вам нужны деньги, — закончил его мысль Симош, — и довольно большие деньги. Мы уже касались однажды этой темы. Идея купить дом принадлежит вам или вашей жене?
Готенбах сидел, опустив голову, как наказанный школьник. Его жена встала и положила руку ему на плечо. Казалось, она хочет защитить его.
— Это была его идея. О деньгах он в данном случае не думал. И я по глупости согласилась. Теперь у нас миленький домик, о котором он так мечтал, и мы пытаемся сохранить эту мечту. Он настолько сентиментален, что готов был купить также Янин садовый участок. Ему совершенно чужд деловой подход. Поэтому мне приходится несколько уравновешивать его в этом смысле.
— На чём вы остановились с директором? — обратился старший лейтенант к Готенбаху.
— Он хочет купить участок, как только полиция закончит расследование и снимет с участка запрет.
— Фрау Готенбах, когда вы приехали в Дрезден?
— Приблизительно два часа назад.
— Вы приехали прямо из Плауэна?
— Нет. Я была в очень утомительной командировке. Заезжала по дороге туда, хотела повидать мужа, но его не было в отеле. Пришлось поехать дальше.
— Когда это было?
Она назвала дату. Вечер того дня, когда убили Люка.
— Вы знаете, где находился ваш муж?
Она пожала плечами:
— На садовом участке шурина. В то самое время, когда тот был убит.
Каким-то усталым движением она коснулась руки мужа:
— Ты уважаемый всеми переводчик. Почему ты во всём остальном такой неудачник?
Симош покинул гостиницу. На письменном столе в его кабинете лежала записка: «Телефонограмма от лейтенанта О. Интересующее вас лицо прибывает лишь вечером. О. позвонит ещё раз завтра утром».
Ещё целая ночь в неизвестности. Шиффель или Готенбах — один из двух выдаёт себя не за того, кем является на самом деле.
Около шести часов утра зазвонил телефон, спугнув путаные сны Симоша.
— Доброе утро. Сожалею, что пришлось побеспокоить вас так рано, — раздался голос лейтенанта.
— Главное, удалось ли что-нибудь узнать? — Симош подавил зевок.
— Неудача по всем статьям, — объявил Ольбрихт. — Здесь бушуют ураганы.
— О погоде я узнаю по радио. Кто был с Люком?
Ольбрихт откашлялся.
— Как вам, вероятно, известно из сообщений по радио, вчера в Берлине не мог приземлиться ни один самолёт. Тот, на котором должна была прилететь фройлайн Гёрнер, сделал посадку в Праге. Оттуда она добиралась на поезде, который прибыл лишь поздно вечером. Я всё же её опросил. Выяснилось, что она в тот день с Олафом Люком не встретилась. Сначала она была не против встретиться, но потом засомневалась, стоит ли. К тому же из деревни к ней приехали гости. И на это свидание вместо неё пошла её шестнадцатилетняя кузина.
— Как, одна? Деревенская простушка в Берлине? И фройлайн Гёрнер допустила такое?
— Ну-ну! Когда и где мы живём? — закричал Ольбрихт. — В общем-то, я тоже не сразу поверил, но фройлайн Гёрнер сказала, что эту девушку интересуют мужчины только с характерной внешностью, она собирается стать художницей, портретисткой. У неё талант. Молодого человека, о котором ей рассказала фройлайн Гёрнер, она сама захотела увидеть,
— Как зовут девушку?
— Анжелика Кельм. Теперь передо мной стоит вопрос: стоит ли мне предпринимать вояж в деревню, в результате которого, может быть, мы не узнаем ничего существенного и только фройлайн Кельм запечатлеет своей кистью мою характерную внешность? Если она встретилась только с Люком, а второго в глаза не видела, то это нам ничего не даст,
— Всё же надо её найти. Может, она заметила что-нибудь, что имеет для нас значение. Где она живёт?
— Гнёздышко называется Мосдорф, расположено на полпути от Берлина к Дрездену. Следовательно…
— Минуточку! — воскликнул Симош. Название деревни взволновало старшего лейтенанта. Где же он встречал его?
— Что ещё? — спросил Ольбрихт.
— Ах, чёрт возьми! Второпях никак не могу вспомнить. Мосдорф.
