— А что вы сказали?
— Ну… я не помню точно, ну, в общем, что он давно уже всего лишь экспонат для музея революционного движения… Мне не следовало говорить так. Он весь побагровел, поднял пистолет — я думал, он хочет выстрелить в меня, а ему просто плохо стало. Он упал в кресло, я подбежал к нему: «Папа! Что с тобой?! Может, доктора вызвать?» А он: «Оставь меня…» Сознания он не терял, без моей помощи встал с кресла и побрел к себе в спальню. Тут пришла Юлия и сразу спросила про отца. Я сказал, что он ушел спать. Это правда…
— Возможно, все так и было. Значит, вы подумали, что отец направил пистолет на вас? Вы утверждаете, что у него было намерение убить вас?
— Нет… Сейчас я не уверен в этом, но тогда, в той обстановке мне определенно показалось, что он хочет выстрелить в меня. И в этот момент ему стало дурно… Нет, знаете, он был неплохим человеком. Он страдал манией неоцененности — ему казалось, что жизнь его прошла, он уже стар, а вершин все-таки не достиг и о нем забыли… Сейчас я понимаю, что был с ним груб, ведь он больной человек…
— Нервы?
— Очевидно.
В этот момент в холл неожиданно вбежала Юлия, она услышала последние слова мужа и закричала:
— Неправда! Неправда все это!
— Не волнуйтесь… — попытался успокоить ее Пирин. — Ваш супруг сам себе противоречит. Всего десять минут назад он заявил нам, что ваш отец был здоровым человеком, очень здоровым.
— Но, Юлия, ты ведь сама мне говорила…
— Мой отец не был болен, и нервы у него были крепкие. Любен очень хорошо это знает!
— Юлия, пожалуйста, не перебивайте нас, вы мешаете нам и себе…
— Любен, зачем ты говоришь так, зачем выдумываешь? Зачем меня с ума сводишь? Зачем клевещешь?
Зазвонил телефон. Инспектор, как коршун, бросился к трубке.
— Слушаю! Что? Какой цветочный магазин? Нет тут никаких тюльпанов!..
Он с такой злостью швырнул трубку на рычаг, что я забеспокоился, не сломал ли он телефон. Но в ту же секунду снова раздался телефонный звонок.
— Слушаю! Да, это я. Иду. Вы пойдете со мной, — бросил он мне повелительным тоном, на этот раз спокойно положив трубку. — А все обитатели этого дома останутся здесь до нашего возвращения!
— Скажите прямо, что мы арестованы! — грубо прервал его Любен.
Инспектор внимательно посмотрел на него.
— Прошу вас правильно понять меня, — произнес Пирин Йонков своим обычным тоном. — Это делается прежде всего в ваших интересах. Кроме того, нам всегда не мешает немного отдохнуть. — Взглянув на меня, он снова едва заметно подмигнул, «заговорщик»… Я понял, что ему хочется поговорить, услышать мои соображения, поделиться своими, — видимо, решил, что для этого наступило время.
Мы вышли на лестничную площадку. Там стояли два милиционера — капитан и сержант. Они о чем-то пошептались с инспектором, затем капитан вошел в квартиру и закрыл за собой дверь, а сержант снова встал у двери с наружной стороны. Не вызывало сомнений, что находившиеся внутри задержаны.
МЕТОД ШЕРЛОКА ХОЛМСА
На улицах было более оживленно, чем в тот предутренний час, когда мы впервые переступили порог этого дома. Я снова убедился в относительности чувства времени. Мне казалось, что мы провели здесь по меньшей мере несколько дней. История была такой запутанной (и продолжала запутываться дальше), что я искренне обрадовался возможности отдохнуть. А как восприняли эту «паузу» задержанные? Ведь среди них должен быть и убийца — если это убийство… Мне очень хотелось сейчас же обо всем расспросить инспектора, но я не посмел. Хорошо, если он сам заговорит со мной, а если нет — что делать? Нужно примириться с ролью пассивного наблюдателя. К счастью, инспектору тоже хотелось поговорить.
— Ну как, интересно?
— Невероятно интересно!
— Пьеса будет!
— Она уже есть!
— Я так и думал.
— Плохо только, что еще не ясен конец…
— Неужели не ясен?
— Увы, нет. А вам?
— Мне он был ясен с самого начала, с момента «поднятия занавеса».
— А… а может быть, вы скажете мне…
— Ни в коем случае! Поскольку вы не догадались сразу, будет лучше, если вы узнаете о нем так же, как ваши будущие зрители, в финале. А сейчас — антракт!
— Вы считаете, что в пьесе здесь должен наступить перерыв?
