— Может быть, он взял машину напрокат или использовал без разрешения.
— Если он проворачивал это дельце один, то мог взять также такси. Так или иначе, ему нечего было скрывать, ведь он жульничал с чеками собственного счёта и предъявлял собственное удостоверение личности. Был ли он вообще в здравом уме?
— Это мы уже не узнаем. Во всяком случае он не мог не учитывать, что через два-три дня его арестуют.
Официант подал гуляш, ели его молча. Ольбрихт первым опустошил свою тарелку, после чего заявил:
— Если у него и был соучастник, то что-то между ними пошло вкривь и вкось и они повздорили.
Симош пожал плечами, продолжая жевать.
— Однако если он провернул это дельце в одиночку, — продолжал рассуждать Ольбрихт, — то он самый большой пройдоха, какого я когда-либо встречал.
— Он мёртв.
— Уже случалось, что мёртвый оказывался вовсе не тем, за кого его принимали…
— Сейчас мёртв Олаф Люк, — возразил старший лейтенант. — В одиночку он всё это проделал или нет, намерение у него могло быть только одно — уехать из республики. Здесь где бы он мог прятаться, даже с фальшивыми документами?
— Но ведь он хорошо устроился. Подружка, квартира, наследство.
— До мотивов, которые им двигали, мы ещё докопаемся.
— Кстати, о том, что он хотел смыться, свидетельствует также продажа садового участка.
— Всё проверим. Я свяжусь с компетентными людьми. Кроме того, выясним, была ли у Люка возможность поехать в Берлин и там ездить от почтамта к почтамту на машине.
— Мы? — спросил Ольбрихт с преувеличенным интересом.
— Вы, — отрезал старший лейтенант. — Соберите также сведения в салоне «Фигаро». Не буду возражать, если используете повод для приведения в порядок своих волос. Ольбрихт ухмыльнулся, но сразу же снова стал серьёзным.
— Может быть, Люк вовсе не знал, что на его счёте нет денег? Как вы думаете?
— Но ведь, кроме него, никто не снимал деньги со счёта.
— Это ни о чём не говорит. Может быть, кто-то не положил деньги на его счёт. Кто-то, на кого он надеялся и кто его надул.
— И убил, — добавил Симош. — Такой вариант возможен. Итак, рано утром вы едете в Берлин тем же путём, что и Люк, разговариваете с почтовыми служащими, показываете фотографии.
— Чьи?
— Каждого, кто, как мы установили, является знакомым Люка.
Шурин Вольфрам Готенбах, директор Шиффель, который хотел
купить садовый участок Люка, Дирк Кройцман, который посредничал в этой сделке, фройлайн Мануэла Заниц. И минуточку… — Симош встал, подошёл к официанту и спросил, где можно позвонить по телефону. Он набрал номер домашнего телефона вахмистра Шульца.
— Да, слушаю, — ответил заспанный голос.
— Извини, Райнхард, — сказал Симош. — Сон перед полуночью, как известно, самый здоровый, но мне срочно нужно кое-что узнать. Когда фройлайн Заниц пришла к тебе, в участке находилось несколько задержанных парней и один из них оказался знаком с нею. Кто это был?
— Понятия не имею. — Слышно было, как Шульц зевает.
— Ну подумай.
— А, вспомнил. Она знакома с Андреасом Билеке.
— Через Люка?
— Она сказала, что раза два Люк приводил его домой.
— Тебе что-нибудь о нём известно?
— Молодой человек, двадцать с небольшим. Задержан впервые. Очень любит разевать рот. Когда подростки устроили из парка туалет, его с ними не было, он появился позже, но стал разыгрывать перед нами такого смельчака и говорить такие глупости, что пришлось забрать его с собой. Работает он водителем грузовика. Где — не помню.
Вернувшись к Ольбрихту, Симош сказал:
— Соберите информацию о некоем Андреасе Билеке и возьмите с собой в Берлин также его фотографию. Кроме того, необходимо установить имя бывшей приятельницы Рандольфа. Попытайтесь побольше разузнать о ней и достаньте её фотографию тоже.
Они допили пиво. Симош расплатился.
— Завтра воскресенье, святой день, — вздохнул лейтенант.
— У вас ещё останется время постирать свои рубашки. А теперь простите меня. Мой план предусматривает ещё посещение одного директора и одного бара.
