— Блик солнечный, чего всполошилась-то? Завязывай со своим колдовством — мерещиться ничего не будет!
— Шла бы ты! — осерчала почему-то Клавдия Степановна.
Сердце от той рожи, в окне померещившейся, ёкнуло, зашло куда-то за ребро и там застряло. Клавдия Степановна даже пощупала под грудью, не выпирает ли из-под кожи пульсирующий желвак. Еще раз присмотрелась: нет, пустое окно. Тут как раз солнце за тучу зашло, отблески на стекле потухли, и стало видно часть комнаты с буфетом. Клавдия Степановна вспомнила, что в этом буфете у Надьки стояла хрустальная ваза, всегда полная конфет.
— Пойдем, колдунья, — с грустной улыбкой покивала Нонна.
— Скоро и мой дом так вот, с пустыми окнами…
— Васька со своей приедут, в наследство вступят.
— Где там! Продадут если только. Да кто ж его купит, в нашей глухомани?
— У тебя яблони какие! Вишни. Как дача кому-никому да сгодится.
Клавдия Степановна вышла из переулка на площадь. Возле двери магазина замерла знакомая фигура — Федор: тельняшка из-под мятого телогрея, галифе, кирзачи. Левый ус традиционно задран кверху — всегда любил подкручивать, как гусар.
— О! Любовь твоя за водкой выбралась, — пошутила спутница.
— Молчи, понимала бы что! — смущенно прошипела Клавдия Степановна.
— Здорова, Клава! — крикнул Федор Иваныч, передумав заходить в магазин.
— Привет героям-танкистам! — задорно отозвалась Клавдия Степановна. — Как живешь-можешь?
— Да потихоньку.
— За пол-литрой?
— Обижаешь, подруга. Внучек ко мне сегодня заскочит, надо что-то к чаю.
— Внучек! — фыркнула Нонна. — Сбрендил на старости лет.
— Познакомишь, может быть? — Клавдия Степановна обрадовалась посетившей ее идее. — А то все говорят, говорят, а я и не видела.
— Дык ты заходи ко мне. Часам к пяти, значит.
— Есть, товарищ лейтенант, — звонко отрапортовала Клавдия Степановна.
— Ты еще замуж попросись! — посоветовала Нонна. — Только не забудь белье кружевное нацепить, как рабыня Изаура.
Федор скрылся за дверью — его фигура смутно прорисовалась сквозь грязноватое витринное стекло. На миг в разводах пыли мелькнуло то самое — длинное, белое: то ли лицо, то ли лошадиная морда. Но Клавдия Степановна ее не заметила. Она пошагала наискосок через площадь, прямо по газону перед памятником.
От газона тут, правда, осталось одно название: сектора усыпанной мусором земли, огороженные раскрошившимися бордюрами. А ведь было время, когда вокруг Ленина росли голубые елки, монумент опоясывали толстые цепи, висящие на чугунных столбах. Эти цепи они с Петром Николаевичем, председателем, заказывали в Москве, на заводе ЗИЛ. А теперь от былой красоты остался один Ленин. Высокий, метра под три, постамент, с квадратными следами от содранной мраморной плитки. Фигура вождя без каноничной кепки и вытянутой руки. Скульптор запечатлел Ленина в движении — стремительном, легком: правая нога вперед, плащ приподнят порывом ветра… От елок по периметру даже пеньков не осталось, а он все спешит куда-то.
— Ну что встала-то? — поинтересовалась Нонна.
— Вон там он стоял, — показала на угол газона Клавдия Степановна.
— Кто?
— Федор.
Было это после войны. Сорок седьмой год. Девятое мая. Торжественное собрание возле Ленина. Клавдия Степановна, тогда просто Клава, пионерка, на линейке. И Федор, молодой ветеран, боевой танкист, грудь в медалях. Кажется, она его только тогда и заметила — до этого даже не видела, пусть и жили в одной деревне. Тот день даже сейчас перед глазами стоит, как цветная фотография.
— Любовь с первого взгляда! — хмыкнула Нонна.
— Выходит так! — спокойно согласилась Клавдия Степановна.
— А что ж ты упустила-то?
— Жизнь так сложилась. Пока подросла, он женился. Потом, когда развелся, я уже замужем. Сын, второй…
— Ну Сашка, муж-то, тебя за дело бил.
— За дело, — согласилась Клавдия Степановна.
— Надо было к Федору не ночами бегать, а с детьми перебираться. Не ходили бы сейчас, как два огрызка.
— Где ж ты была, советчица, в шестьдесят первом году?
— Деньги обменивала.
Клавдия Степановна выбралась из грязи газона, обтерла галоши о край бордюра. Возле ее переулка, на краю площади, раньше, при Союзе, стоял навес с лавочками. Вечерами там собиралось деревенское общество. Место называлось «парламент». Много было народу. Популярнее телевизора развлечение: сплетни-анекдоты, политика-работа… Клавдия Степановна не любила эти сборища. Быстро проходила мимо, отмахивалась от приглашений. Вся земля вокруг навеса была выстлана ковром семечной шелухи. А она — партийный работник, образованный человек. О чем с этими харями говорить?
