- Это что за словечко такое? Не выговоришь... Умеют же люди слова придумывать!..
- Умеют, - согласился Курсак. - Слово новое, а смысл в нем старый: ежели ты настоящий человек, не мелочись...
Нехотя вскарабкавшись вверх по склону, Казым глянул на метку, оставленную сапогом председателя.
- Почему ж это здесь? - спросил он. Отказаться от инжира ему было не просто: мысленно он давно уже отобрал дерево у Зияда-киши, уже набил живот его крупными, спелыми плодами.
- Тут межа пойдет, - сказал председатель. - Инжир у него остается.
- Тогда меньше получается...
"Сука!" - мысленно обругал Казыма Зияд-киши и сказал:
- Слушай, Курсак, что, если я его по башке трахну? Посадишь?
- Посажу!
- А почему?
- Потому что в данный момент он - не просто башка, а государственная голова. Цена другая. Ясно?
- Ясно...
- Вот так. Клади камень, башка!
Казым взял большой голыш, положил, где указал председатель, и все, слава богу, обошлось, ни ссоры, ни кровопролития; напились у Зияда-киши чаю, перекусили и отправились восвояси в самом лучшем расположении духа... Земля по ту сторону от камня отошла колхозу, а Казыма с тех пор прозвали "Башка". Такие дела... Слава тебе, всевышний, за великое милосердие твое!
Аруз хоть и улеглась, а сердце не на месте: уж больно старик тяжело вздыхает.
- Ну, чего ты? - наконец спросила она. - Чего раз-вздыхался?
- а?
-Чего, говорю, вздыхаешь?
- Так... Сна нет.
- А нет, так и валяться нечего. Светает уже, еще чуть - и солнышко взойдет.
- Нет, жена, рано...
- Нога не мозжит?
- Нет.
- Чего ж тогда? Неужто по дереву убиваешься?
- Нет, тебя оплакиваю!
Аруз обрадовалась, но промолчала. Обрадовалась, потому что добрый это знак - когда старик шутит, и промолчала потому, что доспать ему надо, вздремнуть, пока не рассвело, а то днем ляжет, а после дневного сна он как больной ходит.
Она стала ждать, пока муж задремлет, а тем временем потихоньку начало светать, Аруз принесла дров, растопила печку, чай вскипятила, пошла готовить еду, сготовила, а когда вернулась в комнату, увидела, что Зияд крепко спит.
Присев у печурки, Аруз начала придумывать, как бы ей поднять мужа, потому что хуже нет - вот так валяться в постели: проспит до полудня, ночью без сна измается, а если ночью сна нет, чего только в голову не лезет... Сначала Аруз решила разбудить старика и послать его к одной из дочерей. Сына бог не дал, зато дочерьми не обидел: девять дочек, и все тут, в своей деревне пристроены. Зияд-киши далеко дочерей не отдавал, и правильно, что не отдавал, теперь у них, почитай, на каждой улице родня, есть кого навестить, есть к кому в гости наведаться. А чтоб не с пустыми руками ходить, об этом Аруз заботилась. Гранатов привезут из долины - гранатов купит, а яблок да груш у нее и своих до весны хватало; соберется старик внуков проведать гостинчик припасен. Сундук и сейчас не пустовал, и гранаты, и яблоки, и виноград уцелел, и лимончики. С этим-то все в порядке, другое ее заботило. Уж больно сильный ночью мороз был, поди, обледенело все, как он тронется по такой-то дороге? Вот если подгадать, чтоб недалеко, да ведь надо еще, чтоб в доме том давно не был. Старик по очереди навещал дочерей, считая это святым своим долгом. У Зияда-киши и в мыслях не было наставлять, читать нравоучения; посидит с зятем, выпьет стаканчик чайку, внуков приласкает; но с его появлением в доме кончались ссоры, мелкие и не мелкие, легче казались трудности.
Младшая дочь жила совсем рядом, да и сходить к ней пора: не больно, вроде, жизнь ладится - женщины у источника давно уж шептались об этом, но, как назло, их младшенькая жила в самом неподходящем месте, на горе; зимой ребятишки с утра до ночи оттуда не сходят - так раскатают - не дорога, а не поймешь что. Они и сейчас наверняка уж на горе - нечего туда и соваться... Аруз мысленно перебрала все дороги, ведущие к дочерям, и решила, что лучше уж ему не трогаться из дому: "Поскользнется, не приведи господи!" Однако она придумала, как поднять мужа с кровати: "Скажу, хингал готовить буду. Давай, дескать, иди за Казымом-Башкой, зови в гости! Враз поднимется! Его хлебом не корми, дай только с Казымом посудачить!.."
