– Знаешь, Чуня, – сказал я вдруг ни к селу, ни к городу, – мне Пашку жалко. Мы с ним считай два года, не разлей водой, были, и вдруг его нет. Понимаешь? Жалко Пашку.
– Понимаю, – кивнул головой Чуня и примолк. – У меня тоже на зоне один кореш с лесов звезданулся. В лепешку. Я тебя понимаю.
Он сбегал еще раз к стойке, и мы выпили молча, а как только выпили, Чуня опять заговорил.
– Всё равно не верю, что Балабола местные пришили. Не верю. Свои не будут. Залетные. Точно говорю, залетные. Да и менты наших-то здорово пошерстили. Не нашли даже за что зацепиться. Точно залетные. Гадом буду, залетные. Свои не могли.
– Вот бы узнать, кто на Пашу руку поднял, – треснул я кулаком по столику, так шибко, что местная подавальщица икнула от неожиданности. – Узнал бы, то точно башку отвернул бы. Только как вот узнаешь-то? Сволочи. Да я за друга любого в бараний рог согну.
Чуня поднял палец кверху, и как мне показалось, подумал о чем-то, купил у подавальщицы пузырь с какой-то горькой настойкой и повел меня на выход. Скоро мы очутились у парка, как раз с той стороны, где погиб Паша и место это, отмеченное деревянным крестиком и повядшими цветами нашли быстро. Чуня осмотрелся и кивком головы направил нас к ближайшей лавочке.
– Давай здесь посидим. Подождем. Вдруг чего высидим.
Сидели мы недолго и притом сидели в молчании. Мне-то к молчанию привыкать нечего, я по натуре молчун, а вот Чуня меня удивил. По его сосредоточенному и молчащему лицу было видно, что он всё ещё о чем-то думает и чего-то ждет, как матерый зверь в засаде. Мимо, с опаской озираясь на нас, проходили редкие прохожие, но они были не интересны моему другу до тех пор, пока на заросшей пыльными лопухами аллее не появился щуплый мальчишка лет этак двенадцати. Глаза Чуни сразу же сверкнули блеском надежды и радости.
– Эй, Кефир, выпить хочешь? – поманил он пацаненка бутылкой.
– А кто ж не хочет? – сразу же подошел к нам юный любитель алкоголя. – Наливай, если не жалко. Только сразу предупреждаю, что с собою делать ничего не позволю. Наливай.
Мы взяли Кефира в свою компанию и дружно выпили по полстакана гадостного напитка с названием «Горькая настойка».
– Левое производство, – подтвердил мои впечатления о качестве напитка Чуня. – Я на комбинате её настоящую каждый день кружками пил, а эта вообще на неё не похожа. В сараях где-то видно делают, спирт водой разбавляют, чаем красят и перца добавляют. Вообще мне настойка комбинатская нравится, ну конечно не это дерьмо. А настоящая. А тебе Кефир?
– А по мне и эта нормальная, – важно ответил мальчишка, занюхивая настойку рукавом. – С самогонкой не сравнишь. Это намного приятней и по черепу хорошо шибает. Мы тут на днях ящик с пацанами слимонили при разгрузке. Два дня у нас был нормальный путь.
– Вы с пацанами-то, так здесь и тусуетесь, – поинтересовался Чуня у Кефира, наливая тому ещё полстакана. – Другого места не нашли?
– Здесь, – махнул рукой, хмелеющий на глазах малец. – А где ж нам ещё тусоваться? Здесь хорошо. Вон там под танцплощадкой мы и сидим. Другие нормальные места все заняты, чего нам другого искать? Сейчас пацаны подгребут, и опять сядем. Они пошли в магазин, может «Момента» или ацетона какого тиснут, чтоб вечером покайфовать. Так-то только дураки сидят. Скучно без балдежа. Мы же не лохи, какие ни будь без кайфа сидеть.
Чуня еще налил полстакана, молча сунул его мальчишке в руку и как только Кефир стакан тот опустошил, задал очередной вопрос:
– А Пашку Балабола кто здесь грохнул?
Пацан вскочил с лавки и хотел сделать ноги, но то ли ноги у него после достаточно обильного возлияния были не очень резвы, то ли Чуня предвидел этот порыв, не знаю, только побег не удался. Схватил мой друг мальчишку за воротник и прижал к лавке да давай пытать.
– Говори сучара, – безжалостно орал он, – как с Балаболом дело было, а то шею поломаю.
– Не видел я ничего, – визжал Кефир. – Не видел! Пусти гнида! Не видел я ничего. Пусти подлюга, ничего я не видел!
– Говори, чего не видел, – не сдавался Чуня. – Говори сука, а то глаза выдавлю. Со мной не с ментами, со мной прятки не наиграешься. Будешь брыкаться, я тебя быстро на перо посажу. Мяукнуть не успеешь.
