– Надо милиции сейчас все подробно рассказать, – решительно подумал я и направился к скучающему у ворот сержанту.
Да только первым развеять его скуку я не успел. Меня опередил потрёпанный «жигуль», раскрашенный в милицейские цвета. Автомобиль подкатил вплотную к мгновенно вытянувшемуся в струнку сержанту, и из открывшейся двери вывалились именно те два наглых типа, с которыми имел роковую драку Михалыч.
– Здравия желаю, товарищ капитан, – поздоровался отвлеченный от своих дум милиционер, подобрал живот и препроводил, подъехавших граждан к красным воротам.
Я, заметавшийся в своих сомнениях, прислонился к боку медицинской машины, приоткрыл рот и провожал недоуменным взглядом озабоченных сотрудников внутренних дел, которых совсем недавно вполне справедливо посчитал за бандитов. Вот так дела, значит Михалыча, менты грохнули? Вот так дела. Кому же теперь показания свои давать? Хорошо, что еще меня на нашей даче немного подзадержали, а то бы я рассказал свои впечатления из-под кровати на свою крепкую шею. Извините, товарищи милиционеры, но должен я вас на чистую воду вывести, простите меня ради бога, только должен я вам сообщить неприятную для вас новость, за которую вы мне наверняка спасибо не скажете. Простите меня ещё раз дурака, в своих показаниях правильного. Точно, наверное, не простят? Чего же делать теперь? Опять что ли влип?
– Ваши документы? – мгновенно отвлек меня от раздумий чей-то властный голос сзади.
Я обернулся и увидел перед собой милицейского сержанта, но не того, который повел роковых обидчиков Мутного в дом, а другого, неизвестно откуда взявшегося. Сержант осмотрел мое водительское удостоверение и вполне удовлетворенный моим объяснением, что попал я сюда из-за любопытства к санитарной машине, посоветовал не мешаться под ногами, а вернуться к своему рабочему месту. Я, старательно дыша в сторону, тут же радостно выполнил его советы. «Скорая помощь» спустя полчаса уехала, а милицейских работников наоборот прибавилось. Они бродили возле дачи Михалыча, со своей, только им известной целью. Один из них добрел и до меня. Представившись, он поинтересовался, не видел ли я, чего ни будь подозрительного. Я, конечно же, соврал, что всё подозрительное проспал на заднем сидении своего салона. Мой ответ милиционера удовлетворил, и он пошел бродить дальше. Когда стемнело, от дачи отъехала и милиция. Хотя меня и тянуло посмотреть, что там, у дачи Михалыча осталось, но я заопасался это сделать, да и по правде сказать, сделать-то мне это уже было некогда. Из наших ворот вышел директор и попросил моей помощи для окончательного завершения веселого праздника. Первым делом, мы взяли под руки Людмилу, и повели её огородами на соседнюю дачу, где, как оказалось, она проживала в летний период. Людмила возвращаться под родной кров не хотела, часто вырывалась от нас, пыталась пуститься в пляс и пела похабные частушки на темы любви и женской доли. Но только мы ей особо разгуляться не дали и пусть не быстро, но довели намеченное дело до нужного нам конца. Когда мы с директором вернулись, весь коллектив сидел в автобусе, обнимался и задушевно орал с присвистом украинскую народную песню «Ты ж меня пидманула, ты ж меня пидвела». Особенно активно кричал припев дуэт с заднего сидения в составе веселой Нины Петровны и плохо соображающего с кем он сидит главного инженера.
Развозил я гостей главбуха долго, вернее они долго прощались, и потому поездка весьма затянулась в ночи. Последним адресом, был адрес директора. Он поблагодарил меня за успешно выполненную работу, попросил никому о ней не рассказывать, за что сунул в руку тысячную купюру и дал полдня отгула. На пороге директорского дома его встречала супруга:
– Что же ты Слава так долго-то? Не жалеешь себя совсем. Всё сам да сам, – ворковала она, открывая перед директором дверь. – Нельзя же так. Пожалел бы себя-то, ведь никто тебя потом не пожалеет. У тебя ведь уже тот возраст, чтобы по ночам работать.
– Работа, мать, будь она проклята, ты мне лучше расскажи, как в столицу съездила, – махнул рукой Слава и я поехал.
