— Нет, senhorita. Почему вы так подумали?
Доминик пожала плечами.
— Здесь так тихо!
— Это большой дом, senhorita.
— Да, должно быть, дело в этом. — Доминик задумчиво теребила свое платье. — Я… Все, наверное, считают меня полной идиоткой! — пробормотала она.
Сальвадор приостановился у самой двери и обернулся.
— С какой стати кто-нибудь станет так считать? — спросил он с удивительной мягкостью в голосе.
— Ну… Это мое падение в бассейн и все такое…
— Это была случайность, мисс Мэллори. Никто не станет специально лезть в бассейн в вечернем туалете.
Доминик наклонила голову.
— Они могут подумать, что я это сделала, чтобы привлечь к себе внимание, — прошептала она.
— Такой прелестной женщине ни к чему привлекать чье-то внимание, — улыбнулся Сальвадор.
Доминик посмотрела на него в упор.
— А чей… чей это халат? — спросила она, не в силах удержаться.
Сальвадор пожал плечами.
— Он принадлежал сеньорите Изабелле, мисс Мэллори.
— Изабелла? — Доминик судорожно сглотнула. — А кто она?
— Сестра сеньора Сантоса, мисс Мэллори.
— Ах, да! — просияла Доминик. — Она, кажется, ушла в монастырь?
— Да, мисс Мэллори.
Доминик вздохнула.
— Вы не очень разговорчивы, Сальвадор.
— Вы правы, мисс Мэллори.
— Но вы наверняка поняли, что я пытаюсь узнать у вас… некоторые вещи.
— Я это понимаю. — Сальвадор выразительно развел руками. — Однако я бы посоветовал вам задавать вопросы о семье мистера Сантоса самому мистеру Сантосу.
— Вы думаете, он мне скажет?
— Я думаю, мисс Мэллори, что ради вас он сделает очень многое.
Доминик скорчила гримаску.
— Потому что он не выносит, когда ему перечат!
— Перечат? — переспросил Сальвадор. — Что это значит?
— О, не важно! — Доминик устало провела рукой по волосам.
Сальвадор поклонился и открыл дверь, чтобы выйти. У Доминик оборвалось сердце — в проеме двери стоял Винсент Сантос.
— Сальвадор, — вопросительно произнес он. — Тебя так долго не было…
— Мы разговаривали, senhor, — спокойно ответил Сальвадор. — Я вам нужен?
Глаза Винсента сузились, и он перевел взгляд на Доминик.
— Нет, я просто решил проверить. Наша гостья уже пришла в себя? О чем это вы разговаривали?
— О том о сем, — неопределенно ответил Сальвадор, к вящему облегчению Доминик. — Я могу идти?
Винсент кивнул и посторонился, выпуская Сальвадора. Потом вошел и прикрыл за собой дверь. Доминик, стоя у кровати, пожалела, что не успела облачиться в свою одежду, хотя и сознавала, насколько ей идет шелковый халат.
Однако Винсент даже не попытался прикоснуться к ней. Вместо этого он вскрыл пачку манильских сигар с обрезанными концами и спокойно закурил.
Когда он поднял голову, Доминик показалось, что его золотистые глаза смотрят на нее совершенно бесстрастно. И тем более неожиданно и пугающе прозвучали его слова:
— Я хочу, чтобы ты разорвала свою помолвку с Хардингом и вышла замуж за меня!
— Выйти за вас! — Доминик показалось, что она ослышалась. — Вы, верно, шутите!
Вид у Винсента был хотя и отрешенный, но серьезный.
— Нет, — просто сказал он.
Доминик прижала ладони к пылающим щекам.
— Но это нелепо! Вы не можете этого хотеть! Вы ведь меня даже не любите!
— Я хочу тебя! — бесстрастно произнес Винсент.
Доминик отвернулась, вся дрожа. Было непривычно видеть Винсента таким хладнокровным, а спокойствие, с которым он произносил такие слова, просто выводило ее из себя. Она ощущала себя утлым суденышком, которое выбросило из спокойной гавани в бушующий океан.
Что же он за человек, если в одну минуту он пытался ее соблазнить, а в следующую предложил выйти за него замуж? Что им движет?
— Я люблю Джона! — неожиданно для себя самой заявила Доминик дрожащим голосом.
— Нет, не любишь, — холодно отрезал Винсент. — Не надо мне врать, Доминик. Пусть между нами хотя бы все будет по-честному!
Доминик вздрогнула.
— По-честному? Как вы смеете рассуждать про честность? Как вы посмели прийти сюда и предложить выйти за вас, зная, что внизу томится мой настоящий жених, который, веря в ваши дружеские намерения, принял ваше приглашение и пришел к вам в гости!
Винсент пожал широкими плечами. Потом посмотрел прямо в глаза Доминик.
— Между мной и Хардингом никогда не было — и не может быть! — дружеских отношений, — горько произнес он.
