– О, истинно благородный Стасий и весь Дом Настог! – патетически проговорил конек, разглядывая трофеи.
Кинжалы, как и их ножны, оказались ничем не примечательными, если, конечно, не считать вязкой тягучей капли, поблескивающей в крошечном углублении на конце лезвия. Ни на коже ножен, ни на рукояти не было ни клейма, ни знака. Даже клейма оружейника почему-то не значилось. Кинжалы как кинжалы, довольно короткие и в меру удобные, если бы не смертельный довесок.
– Кто-то тебя не слишком любит, – проговорил Лазаро, разглядывая лезвие.
Виан, хотя и представлял, кто может его не любить, пораженно разглядывал смертоносные клинки, не говоря ни слова. Омелия же оттеснила конька и осторожно взяла оба кинжала за рукоятки. Девушка поднесла их к самым глазам, стараясь повнимательнее рассмотреть капли на лезвиях, затем по очереди понюхала.
– Ты что делаешь, госпожа моя? – поинтересовался Лазаро.
– Ты забыл, – принцесса оставила в покое кинжалы, вернув их на холстину, и взяла ножны, – что среди прочих наук правительнице положено быть сведущей в ядах и противоядиях?
– Сам учил, – проворчал конек, – только не думал, что пригодится. В вашем роду уже лет триста никто никого не отравлял. По крайней мере, согласно официальным хроникам.
– Учил, – согласилась принцесса, – кое-чему. А еще кое-чему – мать, да пребудет ее дух в довольстве и веселье.
Она взяла одни из ножен и швырнула их в костер.
– Это – одна из разновидностей трупного яда. Вызывает неминуемую и мучительную смерть. При этом, если верить очевидцам, все выглядит так, будто в рану просто попала зараза, а кинжал ни при чем.
Омелия подняла вторые ножны и показала их Виану и Лазаро.
– А это, – сказала принцесса, – не совсем яд. Это вещество, вызывающее «мнимую смерть». Очень полезная вещь, позволяет, например, доставлять интересующих лиц для приватной беседы хоть в сундуках.
– Точно, – оживился Лазаро, – была даже история: в каком-то королевстве к закату от Галсаны с помощью этого средства принцессу погрузили в состояние, внешне похожее на смерть.
– Она проспала сто лет, и ее разбудил заезжий принц? – поинтересовался Виан.
– Нет. От этого средства спят пять-шесть суток. Там решался вопрос с престолонаследием, и законную наследницу нужно было временно вывести из игры, чтобы оппозиция не отправила ее к богам по-настоящему. Молодец, девочка, – обернулся Лазаро к Омелии, – считай, что экзамен по ядам ты сдала.
– Очень тронута, – пожала плечами Омелия.
– М-да, – проговорил конек, вновь обращаясь к Виану, – интересно, в каком порядке тебя собирались этим тыкать? Этот вот кинжал вместе с ножнами припрячь – вдруг да пригодится.
– А второй?
– Промой водой, протри тряпицей, а затем сунь лезвием в костер, – пожал плечами конек.
– Э… Зачем?
– Будет у тебя вполне приличный кинжал, хоть и без ножен. Хоть хлеб порезать или там рыбу почистить.
Виан временно отложил кинжал и взялся за перстень и письмо, пока еще их можно было рассмотреть.
– Я такой перстень видел у Суры, – сказал он. – Это государева золотых дел мастера работа.
– Мало ли у Суры перстней? – спросил конек.
– А Сура – это кто? – поинтересовалась Омелия. – Та белобрысая девица, которая в царской опочивальне ночи проводит?
– Угу, – отозвался конек, – царская фаворитка и твоя соперница. В каком-то смысле.
– Перстней у нее, конечно, куча, но то, что этот с царева двора, – ручаюсь, – сказал Виан.
– А письмо? – спросила принцесса.
Виан извлек из бересты листочек пергамента, развернул и, щурясь, поскольку уже было темновато, прочитал:
– «Дабы не допустить прибытия заморской царевны и через то – осквернения Угорийского престола, изведите посланного за ней холопа, известного как Виан, Нарнов сын. Госпожа Сура».
– Замечательно! – фыркнула Омелия. – Я еще в двух днях пути от Тищебора, а мне уже не рады.
– Не верится мне как-то, – хмыкнул Виан, – что это госпожа Сура сама писала. Во-первых, при всей взбалмошности она – девка пусть и невеликого ума, но незлобивая. А во-вторых, видел я пару раз, как Сура письма пишет.
– Почерк не похож? – спросил Лазаро.
– Нет, почерк похож. Но оба раза она подписывалась не «госпожа Сура», а «Сурочка».
