Деревянный «журавлик» скрипнул, поворачиваясь. Виан услышал, как за его спиной кто-то из женщин сдавленно и жалостливо пискнул, а затем петля пошла вниз, навстречу пузырящейся поверхности. Простые и вовсе не жестокие мужики, что управляли подъемным механизмом, совсем не собирались продлевать Виановы мучения, погружая парня в кипяток постепенно.
Больно было.
Площадь замерла. Сура хлопала широко открытыми остекленевшими глазами. Омелия сжалась в кресле, закрыв лицо платком. Царь смотрел спокойно и словно бы с легким одобрением, Селиван из-за его спины – с очевидным злорадством. Остальной же люд – от побирушек и лоточников до стражи и духовенства – просто смотрел, боясь пропустить что-нибудь в столь захватывающем зрелище, о котором можно будет и десять лет спустя рассказывать детям и заезжей деревенской родне. Замерли с разинутыми ртами даже костровые.
Только двое мужиков знай себе тянули и дергали за веревку, и «журавлик», протяжно скрипя в наступившей тишине, покорно кивал и поворачивался. Вот он поднялся и повернулся еще раз, уронив на помост нечто мокрое и исходящее паром.
Казалось, весь Тищебор застыл в ожидании, что же будет дальше. И в этой напряженной тишине пенька, связывавшая Виану руки, неожиданно порвалась и упала.
– Дайте что-нибудь накинуть. А то застыну на ветру, после кипятка-то, – проговорил Виан, выпрямляясь.
Он особо не изменился – все перемены мог бы заметить лишь очень внимательный глаз. Ну, вроде бы чуть повыше ростом стал – или же просто приосанился да выпрямился? Вроде волос стал погуще, Да только поди различи это, когда волосы мокры и спутанны. Голос стал пониже, побасовитее – так то, Может, от пережитого потрясения. Впрочем, признаков потрясения на Виановом лице не читалось, а заметны стали, напротив, спокойствие и уверенность. Так или иначе, хотя точно описать изменения никто из присутствующих не смог, сам факт изменений заметили. В толпе зашушукались.
Виан и сам не до конца разобрался с произошедшими изменениями. Какие-то силы встряхнули его тело, вложив туда ту самую новую личность, что пыталась пробиться к свету еще месяц с лишним назад. Кто-то прошелся по Виановым мозгам с тряпкой и щеткой, повытряхнул оттуда всю накопившуюся за годы пыль, отпер доселе недоступные шкафчики, полочки и ларчики, а содержимое аккуратно расставил по местам.
Кто-то из слуг, очнувшись от оцепенения, поднес Виану его же кафтан. Виан натянул одежу поверх мокрого исподнего, сунул ноги в сапоги и, не глядя на шепчущуюся толпу, прошел к престолу.
– Государь… – начал он, остановившись перед оживившимся царем.
– Ну что, жив? – Влас почему-то не обратил внимания, что его холоп не снизошел до положенного поклона. – Вот и молодец.
– Государь, – с некоторым напором повторил Виан, – не пытайтесь проделать то же самое! Меня спасло нечто, чем ни вы, ни прочие здесь присутствующие не обладают.
– А я и не собирался, – весело ответил царь, заставив парня изумленно умолкнуть. – Ну что, Селиван? – повернулся государь к советнику. – Не удалась твоя попытка? Видишь, какие у меня верные подданные: ты его в кипяток, а он тебя еще и предупреждает.
Селиван стоял белый как полотно; руки его, судорожно вцепившиеся в спинку престола, напоминали лапы хищной птицы. Неожиданно он пришел в себя и, молниеносно выхватив кинжал, приставил острие к шее царя. Сура наконец-то пришла в себя и завизжала, как нормальная женщина. Царь остался, по крайней мере – внешне, совершенно спокоен.
– Что, крысеныш, сдохнуть не мог, как все люди? – прошипел царев советник, обращаясь к Виану. – А если уж не сдох, так держал бы язык за зубами… – Он обернулся к разинувшей бесчисленные рты толпе: – Все видели, что здесь произошло? Колдовство! Чернокнижничество в самом неприглядном виде! И все при попустительстве государя, в чем он сам признался! Может ли колдун и чернокнижник быть истинным царем, посаженным на царство от имени Пастха?
Судя по многоголосому шуму за спиной Виана, на площади происходили интересные события. Бросив туда косой взгляд, парень обнаружил, что храмовая стража времени не теряла, разделив толпу на кучки примерно в соответствии с рангами и сословиями. Особо плотный караул окружил высшее духовенство; вне этого оцепления маячили лишь четыре или пять кесов из числа помощников настоятелей храмов.
