Батюшка прогнал неприятную мысль и продолжил говорить, под недовольное бурчание собственного желудка. Дверь снова хлопнула, сколько раз во время его речи, в церковь попытались проникнуть еще кто-то, но теснота не позволила. Кажется, батюшка увидел мельком милицейскую форму. На душе полегчало. Значит, пора заканчивать, и подойти к милиционеру, выяснить, что же случилось на кладбище этой ночью и по какой причине милиционер вынужден был исчезнуть с поста.
Следом за милиционером – теперь его потрепанная мятая фуражка явственно виделась отцу Дмитрию, – вошли еще несколько человек, присоединяясь к толпе в притворе. Народ недовольно задвигался, кто-то возмущенно произнес несколько слов, на него зашикали, потом кто-то кашлянул. Ойкнул. Потребовал объяснений.
– Да что же это вы делаете? – вскрикнула женщина.
По толпе будто разом прошел разряд. Вся масса отшатнулась от притвора, но деваться ей некуда было, а посему, находившиеся в притворе двинулись следом за остальными, прокладывая себе дорогу к алтарю.
Нет, со смятением в душе, с колотьем в сердце, понял отец Дмитрий, не к алтарю, но к другим людям, к его прихожанам, ко всем, кто вошел, кто оказался в церкви. Будто в ловушке, специально и тщательно подготовленной для чудовищного действа.
В глазах помутилось. Он видел сейчас то самое, что вчера вечером. Вне всякого сомнения, кошмар повторялся. Многократно усиленный, и от повторения своего в таких масштабах и в таком месте, он заставлял тело отца Дмитрия сжиматься в ужасе, трепетать и тщетно пытаться обернуться к знакомой иконе – чтобы вот сейчас вопросить Его, нет, вытребовать ответа.
Неужели придется стрелять? – подумалось ему в этот миг. Туда, в толпу, в тех, кто пришел в дом Господа, чтобы превращать живых в себе подобных. Творения Божии в насмешку над оными.
Он отступил на два шага и резко повернулся к иконостасу. Отыскал лик Спасителя. Темнота лежала на лике, весь иконостас был залит светом, но по старой иконе наискось прошла тень. Отец Дмитрий вздрогнул, подошел еще ближе. И тень вздрогнула вослед – только сейчас он понял, что тень эта исходит от него.
Из толпы донеслись крики ужаса, он обернулся. И замер.
Люди кружили по пространству церкви, спеша укрыться друг за другом, но по причине страшной толчеи и суматохи были настигаемы и с упоением кусаемыми восставшими из могил. Их ворвалось осквернить святую обитель, совсем немного – шестеро. Патронов в Макарове должно хватить.
Вот только они уже покусали еще человек двадцать. А это значит…
Но как же стрелять по ним? В отце Дмитрии все противилось самой мысли о поднятии оружия на всякого человека, тем более в святом месте. Он был типичным непротивленцем, мятущимся и нерешительным. Когда его лет семь назад как ограбили, он не сопротивлялся налетчику, послушно выворачивал карманы подрясника, хотя тот не угрожал ему ничем, кроме собственных крепких кулаков. Однако же, самая мысль сцепиться с ним, привлечь внимание к своей персоне и своей проблеме, отчего-то казалась батюшке вовсе немыслимой, и неизвестно какая больше – первая или вторая. Он не мог даже поднять руки, чтобы ударить мерзавца, силы разом покинули отца Дмитрия, и лишь, когда грабитель отвалил, не особо торопясь уйти, батюшка кинулся в церковь замаливать сковавшую его нерешительность и безотчетные страхи перед грубой силой с наглым прокуренным голосом.
Тогда ему помогли, нашлись свидетели, более того, преступник сам вернул ему деньги и телефон. На следующий же день, а до того, батюшка пребывал в тихой прострации от случившегося, и уподобившись заведенной игрушке, исполнял свои обязанности – спасение его добра состоялось лишь благодаря усилиям попадьи, пошедшей на переговоры с грабителем.
Они встретились на тихой поселковой улочке, как было обговорено заранее, молодой детина вернул добытое и попросил прощения, вряд ли искренние, но батюшка механически произнес заветное «ступай с миром». Будто и в самом деле освободил от тяжкого греха и направил на путь истинный.
Батюшка дернулся от пришедших воспоминаний, но переживать сейчас времени не было – толпа из наоса устремилась к алтарю. Всякие законы мирские преодолены оказались и порушены во имя собственного спасения, все условности отброшены, толпа, боясь уйти через заблокированные зомби двери храма, метнулась в алтарные помещения, ища иной выход, сквернословя и топча друг друга. Вот только выход из церкви проектировался один, и то, что многим показалось сокрытой от глаз возможностью спасения, на деле вышло гибельным тупиком. Мертвецы последовали за обезумевшими людьми, ринувшимися через царские ворота, кто в ризницу, кто в жертвенник, кто-то попытался найти убежище за святым престолом, в кивории. Иные искали выходы через узкие стрельчатые окна – храм был выстроен в византийском стиле. Вот только дотянуться до них, даже с алтарного возвышения, даже ступив на преграду, составляло большой труд, а неуправляемая, утратившая всякий разум толпа, шарахаясь по запретной территории, препятствовала самой себе уйти от неизбежного.
