Солнце быстро карабкалось в зенит, жара наваливалась удушающая. Вроде как парило, видимо, менялась погода. Нодар попросил пить, Манана, обернувшись, лишь приказала смочить ему губы водой.
– Потерпи, сейчас нельзя.
Нодар медленно кивнул, подчиняясь. И замолчал, скривившись от внезапной боли – морфий, хоть и действовал, но не спасал.
Они перешли речушку и устремились в ивовые заросли. Спускаясь все ниже и ниже по течению, они не сбавляли шаг, хотя и понимали, что в любую минуту могут столкнуться с русскими, хотя бы с теми минерами, что прошли несколькими часами ранее по их маршруту. Солнце вышло в зенит, и начало опускаться, а они все шли. Нодар впал в беспамятство и лишь изредка кривился от боли, стараясь не вскрикивать. Тишину не нарушало ничего. Только шум речушки невдалеке от звериной тропы, которой они шли, да шорох листьев, разбуженных легким ветерком.
Нодар что-то сказал, пробормотал в полузабытьи несколько слов, Михо приостановился, узнать, что случилось. Идущая первой Манана внезапно дернула винтовкой, вскинула на уровень плеч. И произнесла отчетливо, на русском:
– Брось автомат. Руки!
19.
Денис Андреевич находился у себя и тотчас пригласил, едва только ему доложили о моем визите. Я еще раз бросил взгляд на часы, и вошел в кабинет, как в омут нырнул.
Перед тем, как примчаться в приемную, я заскочил в управление информации – узнать, что нового накопал Сергей и его команда. Приятного оказалось мало: за ночь число разоренных кладбищ увеличилось непотребно, перевалив тысячный рубеж. Хуже того, остановить поток самопальной информации, несмотря на подключение отдела «К» службы безопасности никак не удавалось. На сайтах обмена видео каждые четверть часа кто-то непременно размещал снимки сделанные камерой мобильного телефона, где, среди черноты и мрака отчетливо виделись, подсвеченные вспышкой, изуродованные могилы. Или панорамный обзор кладбищ, видимо, через дыру в заборе, с удивленно-восторженными или апокалипсически-мрачными комментариями.
В сети стали появляться и словесные описания безобразий на кладбищах. Их тоже терли, старательно, но они возникали снова и снова –интернетчики поняли, что имеют дело с системой, и начали бузить.
– Пока это только цветочки, – «утешил» Сергей. – Если не будет никакой информации, она будет размножаться в сети как угодно, где угодно и в неограниченных количествах. А люди склонны верить всякому. Помнишь, прошлогоднюю панику с сахаром? Отличная рекламная кампания, а ведь сработало тоже на контрасте. Дескать, страшный неурожай, правительство все вывезло за рубеж. И начинается истерика, взлетают цены, начинаются стихийные беспорядки. А потом оказывается, что «единственные уцелевшие пачки и даже почти по цене рыночных можно купить» – и далее название сети магазинов. Готовых к массовому натиску потребителей.
Да, это я прекрасно помнил. Сработано было безукоризненно, даже посадить тогда рекламщиков не смогли. Сам бы купился, коли оставался при газете. А то и присовокупил бы статейку.
– Что с ижевскими мертвыми?
– Скоро будут здесь. Палаты уже готовы к приему и обследованию.
– А в городе?
– А что в городе. Шум пока только в сети. Нам бы его там и сдержать, глядишь, полегче будет.
Я согласно кивнул. И отправился к Денису Андреевичу. Вид у президента был так себе – беспокойная ночь давала о себе знать. Он потирал всклокоченные волосы, создавая на голове еще больший беспорядок, и поднял покрасневшие от бессонницы глаза, только когда я остановился у стола.
– Что у вас, Артем?
Вкратце я изложил суть дела, картина получалась совсем безрадостная. Денис Андреевич потер ладонями глаза.
– В четыре встречался с директором ФСБ, мы с ним говорили о возможности закрытия всех кладбищ. Он мне напомнил о Константине. Будут еще жертвы и еще мертвые. Так что вся надежда на отловленных в Ижевске мертвецов, и на пленных в Верхнем Кодоре.
– Там боевые действия были, мне сообщали.
– Вот именно, – президент потемнел. – Почти полтораста убитых, больше, чем за все время противостояния с Грузией. И это ведь война не с живыми – с мертвыми.
