– Семен Михайлович, я вчера вспылил, сами понимаете, когда три дня минируешь и взрываешь нефтевышки под Грозным, причем это приказ Верховного, а порядка на фронте маловато, то поневоле взбесишься. Продолжайте исполнять свои обязанности. Тут от противника вышел наш разведчик. Познакомьтесь с тем, что он видел у немцев. Давайте карту.
Я сидел, поднимал карту, а двое маршалов тихонько переругивались между собой. Когда я сказал: «Готово!» – оба уткнулись в нее.
– Где группа Клейста?
– Вот здесь. Они планируют нащупать перевал, где можно форсировать Большой Кавказский хребет.
– А группа Гота?
– Здесь, у Нальчика. Попытаются захватить вот эту переправу: двести четыре танка, триста орудий и пехота. Начнут одиннадцатого августа.
– Разведка! Тебе цены нет! – сказал усатый маршал и вытер лицо двумя руками. – Лаврентий Палыч! Не беспокойся! Встретим. И Хозяину скажи.
– Все, лейтенант. Времени больше нет. Летим дальше!
Опять Ли-2, или как они тут называются. Сваленные чехлы под заваленными сиденьями. Берия сидит у самой кабины и контролирует летчиков и пространство вокруг самолета. Несмотря на шесть истребителей прикрытия, видно, что он расслабиться не может. Нет. Встал и пошел ко мне, когда увидел, что я проснулся.
– Как тебе Семен Михайлович? – Было отчетливо слышно «тебе»!
– Нормально, Лаврентий Павлович. Он владеет ситуацией. А вообще, никогда себе не представлял, что буду докладывать непосредственно ему.
Берия заулыбался.
– Тридцать третий год… В том году погиб один из комиссаров ОГПУ, фамилию не помню… Василий Николаевич, точно. Северо-Восточное Туркестанское управление. Он? – спросил Берия.
– Имя-отчество – совпадает. Звания и должности не знаю. ЧОНом командовал.
– Он! А вы почему с отцом по другой линии пошли? Он ведь чекист.
– Я выбирал свободно, что хотел, а отца не приняли в летное училище перед войной из-за происхождения. Кстати, товарищ Нарком! Я обратил внимание, что в тех местах, где я появляюсь, идет резкое изменение предыдущей истории: Клухор-баши мы взяли один раз, сорвали немцам два восхождения на нее, немцы пытались отбомбиться по Клухору. Тысяча триста двадцать девятый полк удержал перевал. Сто двадцать первый полк к перевалу не поднимался и не отбивал его у противника. Отец не был ранен на перевале и не улетел в Алма-Ату и Арысь. Если ему целенаправленно не помочь, то генералом ВВС он уже никогда не станет.
– Ты думаешь? Хотя что-то в этом есть.
Сели в Астрахани. На борт подсел какой-то трехзвездный генерал. Лицо знакомое, но вспомнить его не могу. Я успокоился и уснул. Спустя некоторое время я проснулся и увидел, что генерала перебинтовывают. Чуть ниже правой лопатки у него ранение. Я заметил жест Берии, который означал: «Подойди сюда!»
Начал отвечать на заданные вопросы по Сталинградскому сражению. Особенно я подчеркнул форсирование Дона в районе Крыловатки и подвиг зенитчиц Сталинградского фронта. До 19 и 23 августа оставалось около десяти дней. Прилетев в Сталинград, Берия снял Гордова, которого он действительно нашел пьяным на окраине Сталинграда с какой-то военврачихой в постели. Их расстреляли прямо возле дома. Командующим фронтом стал генерал Рокоссовский, прилетевший вместе с нами. В Сталинграде мы тоже не задержались, тем более что с Рокоссовским говорили и в самолете, и в штабе довольно долго. В Москве меня поселили за городом на какой-то даче. Довольно комфортабельно, покормили.
– Лаврентий, проходи. Что там на юге? Все успели взорвать? Кто вместо Буденного?
– Буденный. Он хорошо справляется. Наступление противника в основном сорвано. Фронт закрепился на естественных рубежах обороны. Я снял и расстрелял Гордова, вместо него – Рокоссовский.
– Он же ранен!
– Он согласился принять командование фронтом.
– Ты понимаешь свою меру ответственности, Лаврентий? Положение у нас катастрофическое, гораздо хуже, чем было под Москвой в прошлом году. На что ты надеешься?
– На историю, Коба. Подожди! – Он прошел к двери кабинета и открыл дверь. – Заносите!
Два чекиста пронесли в кабинет несколько предметов, завернутых в мешковину, и положили все на стол. Начали распаковывать, но Берия их остановил.
