Школа находилась на первом этаже двухэтажного дома, второй этаж занимал ее собственник с семьей, и здесь же была выделена небольшая комната для нового учителя. Школа, как оказалось, была довольно странная: в ней не преподавались учебные предметы как таковые. Учитель, в данном случае Эрик Блэр, не должен был «увлекаться» всякими «непрактичными» делами вроде художественной литературы, истории и особенно политики. Родители учеников и владелец школы требовали, чтобы детям давали «практические» знания, то есть необходимые в работе по хозяйству. Поощрялись (в том порядке, в каком перечисляются) арифметика, чтение, аккуратное письмо, важнейшие грамматические правила. По снобистским соображениям ученики должны были получить элементарные знания французского языка — это считалось модным. Хозяин и родители откровенно говорили, что задача состоит не в том, чтобы подготовить детей к получению дальнейшего образования, всесторонне развивать их, а в том, чтобы они заняли место в семейном бизнесе — скорее всего, на всю жизнь.
Стремясь хоть как-то вырваться из привычной рутины, Эрик, подчас к недовольству родителей, водил детей по соседним болотистым местам, показывал им, как из влажной почвы вырывается наружу природный газ. Учитель попытался внести некое новшество в преподавание языка — на его уроках французского не разрешалось произносить ни слова на английском>>{217}.
Блэр организовал постановку одноактной пьесы (которую, видимо, сам и сочинил) «Король Чарлз II», посвященной событиям Английской революции XVII века>>{218}, с довольно примитивным текстом, рассчитанным именно на подростков, с массой движений по сцене, шумными возгласами и суматохой. При этом автор симпатизировал роялистам и отнюдь не сочувствовал мятежникам, группировавшимся вокруг Оливера Кромвеля.
Работа над спектаклем разнообразила школьные будни>>{219}. Оруэлл писал своему литагенту Муру: «Эта несчастная школьная постановка, на которую я убил столько времени, в конце концов прошла не так уж плохо»>>{220}. Что же касается оценочной стороны истории, то «тористские» взгляды Блэра, скорее всего, были связаны с его тоской по старой, традиционной Англии, свободной от «денежного мешка», который несли с собой революционеры, способствовавшие бурному капиталистическому развитию.
Ученикам особенно нравилось, что учитель дает им много свободного времени, ведет себя с ними запросто, считает, что они — его друзья, совершает неординарные поступки. Например, он назначил премию в шесть пенсов каждому, кто обратит внимание на неграмотные рекламные объявления в окнах соседних лавок>>{221}.
Хотя Блэр не очень любил эту работу, она давала пусть небольшой, но стабильный заработок, а главное — немало свободного времени, чтобы писать и при желании ездить в столицу.
Летом 1933 года Эрик перешел в другую школу, находившуюся также в районе Хайеса, — более респектабельное учебное заведение Фрейз-колледж, где училось около двухсот мальчиков и девочек (смешанная школа — редкий случай в то время, что особенно привлекло Блэра), часть которых жила в пансионе при школе. Здесь же предоставили комнату и новому учителю. Учительские комнаты были крохотными, и в разговорах их именовали «лошадиными стойлами».
Здесь у Эрика также установились хорошие отношения с детьми. С учителями особой дружбы не было, но контакты, видимо, всё же простирались за пределы школьной рутины, так как местные преподаватели хорошо запомнили молодого человека, непрерывно курившего, в том числе в учительской комнате (к курению в общественных местах относились в то время вполне терпимо, но Эрику стоило немалого труда приучить коллег к запаху крепчайших самокруток, которые он продолжал изготавливать сам, используя самые насыщенные сорта турецкого табака).
По вечерам Блэр не спускался в общую комнату, а проводил время в своем «стойле», откуда доносился стук пишущей машинки. На рассвете он усаживался с удочками на берегу речушки, которая протекала через школьный двор, и часто возвращался с неплохим уловом. Кроме того, Эрик купил подержанный мотоцикл и часто совершал на нем довольно долгие прогулки, причем в легкой одежде даже зимой
