У партизан были на исходе патроны, последние бинты использовали неделю назад… Вместе со всеми пробирался по топям и буеракам 13-летний пионер Павел Вершинин, связной отряда им. Кирова — ленинградский школьник, заброшенный в украинские леса войной…
Не ждал, не гадал Пашка Вершинин, что такими долгими окажутся школьные каникулы. В середине июня сорок первого года с сестрой Герой ехал он в поезде к дальней материной тётке в село. Паша жадно провожал глазами каждую речечку, каждое озерцо и мечтал о рыбалке, о походах в лес за грибами. Всё ему нравилось здесь, на Брянщине. Пробегали за окнами золотые поля пшеницы, луга. В раскрытое окно вместе с терпким запахом угольного дыма доносились запахи скошенной травы.
Гостей из Ленинграда встретили приветливо. Тётка не знала, куда усадить, чем угостить. Дядя Федос захватил Пашу своими рассказами из жизни животных.
— Жалко только, что лето такое короткое, — с сожалением сказал Паша сестре, когда они, наконец, улеглись спать. — Оглянуться не успеешь, как нужно будет уезжать.
— Ещё и отдыхать не начали, а ты заныл. Спи! — оборвала его сестра.
А через неделю началась война.
Когда в село вступили фашисты, время точно остановилось. Ленинград был где-то за линией фронта, и Паша вспоминал о родном городе тайком, потому что тётка её очень-то теперь была рада гостям. «Свалились на мою голову! Самим есть нечего!» — приговаривала она всё чаще. Паша и Гера беспрекословно выполнили любую, самую трудную работу, но тётка оставалась недовольной. Чем дальше, тем хуже. Чуть что не так, сразу хваталась за кнут. Паша успевал убежать, а Горе нередко доставалось за двоих.
В доме стали бывать немецкие офицеры. Своего мужа Федоса тётка заставила записаться в полицаи.
— Вот соберутся в доме фашисты, будут петь и гулять, а я — с автоматом через окно и тра-та-та! — шептал Павел сестре на ухо, когда, не чувствуя ни рук, ни ног от усталости, они укладывались спать. — А потом — в партизаны!
— Где это ты автомат возьмёшь? — охлаждала его пыл сестра.
— Где, где, — передразнивал Геру Павел. — Найду, всё равно найду! Однажды утром тётка разбудила их пи свет ни заря.
— Хватит спать, ишь разлёживаются! — закричала она, стаскивая одеяло. — Работать пора! Идите за мной!
Тётка привела Пашу и Геру в комендатуру. Геру отправили на кухню помогать повару, а Пашу приставили к печкам. В старинном особняке были высокие изразцовые печи. Они пожирали поленья, как ненасытные чудовища.
Немцы занимались делами, не обращая внимания на мальчугана, надрывавшегося огромными охапками дров. Паша не понимал по-немецки, различал только слово «партизанен». Часовой у входа теперь беспрепятственно пропускал Пашу по утрам в помещение, когда в нём ещё никого не было. Столы, правда, немцы аккуратно закрывали на ключ. Открыть их, подумал Паша, в общем-то пустячное дело. Да что толку — самые ценные документы оккупанты прятали в стальной массивный сейф, занимавший чуть ли не целый угол.
Иногда выходил посмотреть, как работает юный истопник, немолодой офицер с приветливым лицом. Но ни разу не обратился к Паше, и тот привык к его молчанию.
Каково же было Пашино удивление, когда немец однажды спросил на чистом русском языке:
— Так ты из Ленинграда, мальчик?
Паша даже опешил от неожиданности.
— Меня зовут Пауль, — продолжал немец. — Мне хотелось бы с тобой потолковать.
Он расспросил, где и с кем жил Паша в Ленинграде, в какой класс ходил. На следующий день Пауль снова заглянул в комнату.
— Ты — парнишка смышлёный, — сказал ему офицер. — Есть у меня к тебе дело. Походишь по сёлам. Будешь приглядываться, прислушиваться. Узнаешь что-нибудь о партизанах, запомни получше, где это было. Мы тебе напишем документ, будто бы ты родителей разыскиваешь. А выполнишь моё задание, получишь настоящий немецкий паёк.
«Эх, мне бы автомат, — с грустью подумал Паша. — Ишь, в шпионы меня записывает, гад!»
— Ты, мальчик, понял, что предстоит тебе делать? — спросил Пауль.
— Чего уж тут понимать…
— Вот и хорошо, мальчик. Я тебе и другой документ дам. Предъявишь его немецкому солдату или полицаю — они тебе помогут во всём. Главное же — присматривайся, запоминай подозрительных людей! Но знай, — с угрозой закончил Пауль, — если ничего не сделаешь, будешь строго наказан…
