Арестовали и Нину. «Провал? — подумала она. — Но почему?»
В подвале было множество незнакомых людей — от мальчишек до стариков, никого из комсомольской группы она не увидела. Нина догадалась: немцы ничего не знают.
Допрашивал её немец с серебряными нашивками. Спросил, где была в ночь на 7 ноября, комсомолка ли, где отец. Она отвечала, что ночь провела дома — где ещё в такое время быть. До комсомола не доросла — ещё только четырнадцать будет. Отец как ушёл в конце июня, так ничего о нём они и не знают.
Наутро её выпустили…
В отряд к Ковпаку Нина Созина попала в мае 1942 года. В селе ей оставаться было опасно — немцы арестовали двух членов подпольной группы, разыскивали остальных.
…На лесной опушке, в стороне от расположившегося на отдых отряда, собрались командиры — Панин, Войцехович, Цымбал, оба брата Замула. Распрашивали Нину придирчиво и внимательно выслушивали ответы. Нина рассказала, что стреляет из винтовки и ручного пулемёта — научилась ещё в школе в кружке Осоавиахима, умеет перевязывать и не боится ночного леса.
— Это уж точно, — подтвердил лесник Георгий Иванович Замула. — Сколько раз, бывало, назначу встречу для передачи сведений, а время Нина выбирает сама — самую глухую пору ночи. Ни разу не заблудилась, а чтоб опоздала или не явилась — такого не. припомню. Жалко мне расставаться с таким верным и надёжным помощником…
— Это ты придумала под флагом табличку о минах укрепить? — спросил Цымбал.
— Я… так было надёжнее.
— Молодец! Ковпак до сих пор смеётся, когда вспоминает, какой переполох твоя табличка среди полицаев наделала. Но, дивчина, — Цымбал стал серьёзным, и веселье как рукой сняло, — помни: мы воюем не на жизнь, а на смерть. Самое важное для партизана — всегда и во всём помогать друг ДРУГУ, быть уверенным друг в друге!
В большом селе Старая Гута был укреплённый пункт захватчиков: вооружённый до зубов немецкий гарнизон и полицаи. Отсюда, из Гуты, оккупанты и их пособники совершали карательные рейды по всему району. Ковпаковцы задумали разгромить это осиное гнездо.
Нину Созину брать не хотели. Ковпак, узнав в ней землячку, строго-настрого приказал:
— Нечего детей в бой бросать. На то есть взрослые, чтобы таких, как она, защищать.
Командир взвода только пожал плечами и ничего не ответил: был он, конечно, согласен с Ковпаком, но только не знал, как это сказать Нине. Девушка просто рвалась в бой. И на то была причина.
Во второй роте, куда определили Нину Созину, первой её встретила молодая женщина с совершенно седыми волосами. Ульяна Голубкова, бывшии председатель Чернобровского сельсовета, была молчалива- и держалась особняком. От смерти её спасли ковпаковцы во время рейда по районам Путивлыцины. Историю этой женщины в отряде знал каждый.
Голубкова не успела эвакуироваться. Когда пришли немцы, кто-то выдал её. После пыток и надругательств фашисты бросили женщину в подвал путивльского монастыря, и через несколько дней повели на расстрел. Пуля пробила ей грудь, но она осталась жива. Когда очнулась, вокруг были только мёртвые. Голубкова нашла в себе силы подняться. Монастырь стоял на самом берегу Сейма, замёрзшую речку по льду босиком перешла. Возле
Ильино-Суворовки её подобрали колхозники, перевязали раны, надёжно спрятали…
Только успел взводный произнести первые слова: «Командир запретил тебя брать на операцию…», Нина вскочила на ноги. Лицо её исказилось, она едва удерживала слёзы, по глаза просто молнии метали. Срывающимся голосом она закричала:
— Как вы не понимаете! Я поклялась отомстить за Голубкову. Отомстить фашистам!
— Тогда иди сама к Ковпаку, — сказал взводный и отвернулся — он просто не мог видеть детских слёз. А Нина так напоминала ему дочку, которая осталась в дальнем селе.
Нина кинулась искать Ковпака. Что она там говорила Сидору Артемьевичу, осталось тайной, по только Ковпак разрешил идти на Старую Гуту.
На операцию отправились, едва стемнело. Впереди пробиралась разведка. Ночной лес глухо шумел. Партизаны старались идти шаг в шаг — ночью легко потеряться.
К Гуте решено было подойти в предрассветный час, когда даже часовые теряют бдительность.