Она повернулась и взглянула на него, пораженная его мрачным тоном и выражением лица. Он выглядит больным, вдруг подумала она, больным и очень усталым. На него это было совсем непохоже – чувствовать подавленность перед кампанией.
– Вы выиграете, сердце мое, – произнесла она. – Ведь вы же всегда выигрываете.
Он смотрел не отрываясь на пол, сжимая и разжимая кулаки.
– Я выиграю. Не сомневайтесь в этом. Но именно в этой войне я не хотел бы участвовать. Видит Бог, я доверял ему, а он пошел против меня! Мне следовало бы это предвидеть. В Эрфурте я подозревал его. Если бы в тот момент ваш отец не собирался пойти на меня войной, я бы напал на него и еще тогда победил!
Кошачьи глаза императрицы изменили цвет, когда она услышала об императоре Франце и о той кампании, в результате которой ее отослали во Францию в качестве платы за поражение. Затем она вновь обернулась к зеркалу. В конце концов этот человек – варвар, поэтому не следует удивляться, когда по временам ему изменяет хороший вкус.
– Почему бы вам не попытаться и не закрепить мир прямо сейчас? – предложила она.
Он хмуро посмотрел ей в спину.
– И унизить себя перед всей Европой! Где же ваши мозги, мадам?
– Вы могли бы сказать, что он просил о нем, – ответила Мария. Она недовольно надула губки своему отражению в зеркале. – Думаю, что мне следует сказать, чтобы мне зачесывали волосы повыше…
Прошла минута, и Наполеон поднялся и подошел к ней сзади.
– Извините, моя дорогая. Это был весьма мудрый совет.
Глаза его сузились, и она следила за ним в зеркале, думая, что, как это ни странно, этот маленький человечек по временам выглядел очень устрашающе.
– Ему сейчас, вероятно, мешает гордость. Если мне удастся продемонстрировать силу, пересечь границу, а затем направить к нему посланника… Возможно, он будет рад избежать сражения. Тогда вся проблема разрешится…
Он положил ей руки на плечи, и она тут же прижалась к нему. Император наклонился и поцеловал жену сзади в шею. Она закрыла глаза и с наслаждением предалась своим ощущениям. Ей нравились его руки, они были белыми и изящными, можно было подумать, что они принадлежали благородному человеку… В ее голове, уже затуманенной чувственностью, промелькнула мысль, что ей действительно удалось сказать что-то умное.
– Не все еще потеряно, – пробормотал Наполеон, прижимая ее к себе. – Если мне придется драться, я буду драться за вас, моя Мария, и за нашего сына. Если потребуется, я сотру Россию с карты, но я выиграю!
Чуть позже он заснул, а она осторожно стала высвобождаться из-под тяжести его тела, стараясь не разбудить его, ища объяснение тому, почему на этот раз все было как-то необычно для их супружеских отношений. То, что она почувствовала, но не смогла определить, было новым и для самого Бонапарта.
Это было отчаяние.
Несколько минут она лежала, размышляя об этом, а потом спокойно заснула.
На следующее утро Наполеон покинул Дрезден во главе огромной кавалькады, чтобы объединиться с Великой армией на левом берегу реки Неман.
В разгар удушающей июньской жары Александр со свитой прибыл в Вену под предлогом смотра расположенных там войск и проведения маневров, а на самом деле он интересовался своей армией с той же целью, что и Наполеон.
Для местной аристократии приезд царя означал ряд празднеств и развлечений. Каждый вечер устраивался либо бал, либо обед в честь Александра, и в то время, пока в нескольких милях отсюда на противоположном берегу Немана расположилась французская армия, прекрасные женщины танцевали с ним, флиртовали и потом до конца жизни сохраняли воспоминания о его обаянии. Днем собиравшиеся вокруг царя группировки пререкались и ссорились между собой.
В соответствии с генеральным планом Фуля, русские войска были поделены на две мобильные группы. Главная часть войска находилась под командованием литовца шотландского происхождения Барклая де Толли. Стержневым моментом русской стратегии являлся укрепленный лагерь, построенный в изгибе реки Двины. По плану Дрисский укрепленный лагерь должен был преградить дорогу Наполеону, и решающая битва войск, возглавляемых Барклаем де Толли, должна была состояться недалеко от него, а Багратион со своими войсками держался в стороне, чтобы сдерживать французов с тыла и флангов.