Калитаев неприветливо поглядел на купца, полагая, что тот пришел сводить старые счеты. Но Яков Лазаревич заискивающе улыбался, одобрительно покачивая головой, глядя на взлетающую желтыми птицами щепу из-под ловкого калитаевского топора.
— Ты, братец, основательно свое рукомесло постиг, — льстиво восхищался Семенов.
— Ремесло немудреное — топором тесать, — уклончиво ответил на похвалы купца Прохор.
— А я, братец, дело тебе хочу предложить выгодное. Чем на этой работенке, — Семенов кивнул в сторону мастерской, — мозоли-то набивать, иди ко мне шхуну строить. О двух мачтах…
Прохор оживился. Вспомнилась ему Япония, бухта Хеда и шхуна, построенная на чужом берегу. Давно не занимался Калитаев любимым делом и предложение Семенова принял охотно.
— Мы люди казенные. Раз начальство приказывает — о чем тогда и речь. — Калитаев собрал инструмент и пошел следом за Яковом Лазаревичем.
На берегу Золотого Рога заложили солдаты семеновскую двухмачтовую «Эмилию». Уже с первых же дней строительства Фрис понял, каким истинным кладом завладел Семенов: рослый, большерукий солдат-плотник, — нанятый им, творил чудеса. Фрис беспомощно и ненужно бродил возле остова будущей шхуны и с каждым днем убеждался, что делать ему тут со своими советами нечего. Солдаты сразу угадали в Калитаеве не просто мастера, а искусного знатока своего дела. «Вот кого мне надо было купить», — огорченно думал американец Смит, на шхуне которого Фрис проводил теперь большую часть времени. Американское судно строили китайские плотники, привезенные из Чифу. Прохор кое-чему и у них поучился.
Трудами Калитаева, построившего ладное, крепкотелое судно, затейливо украшенное кружавчатой резьбой по корме, Семенов воспользовался почти на даровщину: солдатам за работу не платили, а из своих доходов купец расщедрился не очень.
С того дня слава о толковом корабельном мастере Прохоре Калитаеве облетела весь пост. Никто не знал, что этот молчаливый солдат — один из строителей легендарной «Хеды».
Специальным приказом начальство определило Прохора на работу при недавно открытой портовой мастерской, со строительства которой он был взят на «Эмилию».
— Теперь ты, братец, при твердом деле, — сказал Прохору Семенов. — Замолвил словечко за тебя. Я ведь нынче здесь первый человек.
На небольшом островке Аскольд, в заливе Петра Великого, нашли золото. Рассказы о нем не давали покоя Дерябину. «Вот куда бы попасть в службу», — мечтал он о богатстве.
Прослышав об аскольдовских золотых россыпях, устремились на остров из-за рубежа искатели прибыльной поживы. Высаживались на каменистый берег Аскольда разбойные отряды китайцев-хунхузов. Пришельцы хищнически добывали золото. Воинские власти Владивостока встревожились и однажды послали на Аскольд вооруженный отряд.
Золотоискатели встретили шхуну огнем. Силы были неравны, и несколько сот хунхузов легко одержали верх над двадцатью матросами шхуны «Алеут». После этой истории разыгралась настоящая война. Владивосток был объявлен на военном положении. Командование усилило посты и караулы на берегу Золотого Рога, куда заходили шаланды с аскольдовскими браконьерами: у них имелись тайные связи с некоторыми жителями в посту Владивосток. Офицерам и нижним чинам приказано было действовать по законам военного времени.
И вот однажды назначенный в караул Дерябин, обходя по берегу свой участок, заметил в заливе шаланду, от которой вскоре отвалила шампунка. Она приблизилась к берегу. Дерябин спрятался за камень и ждал, что будет дальше. В шампунке был всего один человек. Он сам греб кормовым веслом. Причалив, китаец выгрузил на берег небольшой сверток, мешок, ружье. Облизывая языком пересохшие губы, Дерябин смотрел, как приезжий старательно прячет в землю сверток и ружье. Дерябин дождался, когда китаец закончил работу и, взвалив на плечи мешок, стал уходить в сторону Крестовой горы от того места, где он только что закопал таинственный клад. Тогда Дерябин прицелился в спину уходившему и выстрелил. Потом, воровато озираясь, отрыл клад. Сверток был непомерно тяжел. Золото! Руки у Дерябина дрожали, пока он развязывал джутовый шпагат, остро пахнущий сыромятью. Золото! Теперь-то он станет настоящим человеком. Дерябину мерещилась шхуна, магазин, толпы людей, покупающих у него товары. Золото! Сколько раз оно снилось Дерябину — могущественное, дающее власть над другими. А в свертке было много золота — тяжесть его сводила Дерябина с ума, лишала силы его руки, и он зубами, глотая горькую слюну, разгрызал крепчайший пахучий шпагат.
